Басины Меир Липа и Кейля - служащие Версия от 03:45, 22 ноября 2010; I am (обсуждение | вклад) (→‎Фотоальбом)(разн.) ← Предыдущая | Текущая версия (разн.) | Следующая → (разн.)

Статья обсуждается ЗДЕСЬ

Басины Меир Липа и Кейля - служащие

Бунин:

Молчат гробницы, мумии и кости —

Лишь слову жизнь дана.

Из тьмы веков, на мировом погосте

Звучат лишь письмена.

«Одна из основных задач каждого культурного человека — не дать погибнуть той части истории, которая известна ему и только ему.

История — это люди, которые ведь жили для чего-то, а не просто были марионетками в чьих-то руках... не должна бессмысленно исчезать ни одна сознательная жизнь,» - профессор Тартуского университета Зара Григорьевна Минц

Я бы никогда и не собралась писать о них, если бы вдруг не натолкнулась на нелепость, опубликованную на одном из сайтов в Интернете. Там было написано, что отец их был воеводой. Еврей – воевода, это - из области фантастики.

Отсмеявшись, я решила, что осталась одной из немногих, кто еще может написать правду, а значит и должна это сделать. Для меня она была бабушкой, всегда присутствовавшей в моей жизни.

Он родился в 1890 году. А у нее в паспорте та же дата,(в некоторых справках даже 1891 год) хотя она явно была старше него.

Их отец был водовозом, мать вела дом. Семья была бедная и религиозная, поэтому Кейлю (Клару - как потом называли ее по-русски) с малых лет отдали учиться в портняжную мастерскую. В результате она отлично шила, но осталась практически без одного глаза, потому что повредила его во время учебы, и образовалось бельмо.

В 1900 году Меир поступил в четырехклассное русское училище, которое окончил на отлично. В 1905 году он поступил, а в 1909 году окончил Могилевское ремесленное училище, получив профессию слесаря

В 1908 году он простудился и тяжело заболел плевритом. Два месяца провел на лечении в больнице, но все же закончил училище успешно. На обустройство после окончания училища выдавались 25 рублей, которые были использованы для поездки «на кумыс» в Башкирию по рекомендации врачей. Правда Кларе пришлось добавить ему еще 50 рублей, но вернулся он окрепшим.

У нас в семье до самого отъезда хранился специальный краник, приспособленный для питья кумыса из бутылки. Потом его передали в музей вместе с оригинальной настольной лампой под зеленым абажуром, на чугунной стойке которой были изображены фигуры, стремящихся к грамоте людей. До сих пор жалею.

В 1910 году его вызвали на медицинское освидетельствования для призыва на воинскую службу. Брать в армию его не должны были, так как он был единственный сын в семье.Однако от службы через 6 месяцев его освободили по состоянию здоровья.

В 1911 году приехал в Баку и остановился у своего земляка Черномордикова - приказчика мануфактурного магазина. Вначале работал слесарем на Баиловском ледозаводе Пиккермана, а затем перешел на нефтяные промысла в Сураханах.

Оставить младшего и единственного брата одного в чужом городе старшая и самостоятельная сестра не могла, и в 1912 году она отправилась за ним, прихватив главное богатство – швейную машинку. Потом она с несколькими такими же энтузиастами, принесшими собственные швейные машинки в небольшое помещение на Большой Морской улице (рядом с будущим метро 26-ти), организует первую швейную фабрику в Баку, названную именем Али Байрамова. Потом в этом помещении был Детский сад, думаю туда ходило не одно поколение малышей этого района.

С 1912 года Меир – член РСДРП (б). Работал в профсоюзах печатников, портных («Игла») и торгово-промышленных служащих.

После Февральской Революции – депутат Баксовета, восстанавливал профсоюз рабочих нефтяной промышленности.

В 1914 году он работал и проживал на Сураханских промыслах, и летом был арестован как один из организаторов стачки бакинских нефтепромышленных рабочих.

В 1916 году Меира выдвинули на пост заведующего кооперативным магазином на улице Чадровой угол Красноводской, но его должны были забрать в армию, и он поступил на работу на завод Котляра, который освобождал от службы в армии, где проработал до 1917 года.

Так, в начале апреля 1917 года была создана специальная комиссия для организации профессионального союза рабочих нефтяной промышленности и подсобных к ней производств. 14 мая 1917 года состоялось учредительное собрание профсоюза, на котором присутствовало 160 делегатов. Собрание приняло Устав Союза и избрало правление в составе 20 человек. В правление вошли: М. Айдынбеков, И. Фиолетов, М. Басин, М. Варначев, Селим-Хан и др. Председателем Союза был избран И. Фиолетов. К этому времени в Союзе насчитывалось уже около 4 тысяч членов, а к концу 1917 года их число возросло до 29.000 человек. 30 марта 1917 г. избран в состав учредительной комиссии по восстановлению Союза, а 30 мая – членом Президиума правления Союза.

8 июля избран членом БК РСДРП (б) от Чёрного города и в том же месяце, чуть позднее, кандидатом в члены Бюро БК РСДРП (б).

Конференция промыслово-заводских комиссий, объявившая себя 18 сентября постоянно действующим органом бакинского пролетариата, избрала его своим секретарем.
Был одним из руководителей всеобщей сентябрьской стачки бакинских рабочих.

2 ноября избран членом Исполкома, а вскоре – секретарем Президиума ИК Баксовета. С февраля 1918 г. – секретарь Правления Союза нефтепромысловых рабочих.
В апреле назначен заведующим Рабочей секцией нефтяного отдела Баксовнархоза.

Жили брат с сестрой, снимая квартиру на Сураханской улице. Каждый раз, когда мы оказывались там, она показывала мне окна этой квартиры, никогда даже не предпринимая попыток зайти туда.

Однажды я уговорила ее, что запишу ее воспоминания, вооружилась карандашом и тетрадкой, но ничего из этого не получилось. Она начала рассказ с того, что однажды к ним пришли с обыском, а Меира не было дома. Она спрятала его бумаги в свою швейную машинку и пристав ничего не нашел. Видимо сама попытка вернуться в то время была трудна для нее, и больше я ничего не услышала. А теперь понимаю, как это было важно.

Она была бундовкой (большинство документов было оставлено при моем отъезде, а там были и членские книжки с отметкой об уплаченных взносах).

Думаю, что и он когда-то начинал там же.
О его принадлежности к партии РСДРП она ничего не знала. Вообще не разбиралась в политике. Тем более была странной ее принадлежность к «старым большевикам», хотя имеется справка об окончании Курсов.

Русской грамоте выучилась в ликбезе, до конца своих дней писала по-русски как «курица лапой», чаще всего без гласных, потому что писала и читала на иврите и идиш.
В трагическом 1918 году уехать вместе с братом Клара не смогла, потому что заболела тифом.

В это смутное время ее забрали к себе знакомые, в коммунальной квартире которых на Цициановской (Али Байрамова) улице в доме №19 она и осталась жить на долгие годы.
Как и все, она узнала о гибели брата по слухам, а когда было принято решение о захоронении в Баку, и ее пригласили на так называемое опознание, то она вернулась оттуда совершенно седая от увиденного, и никогда мы не видели ее больше смеющейся. А ей было тогда по официальным данным только 30 лет.

Она заказала себе серебряную брошь-медальон, внутри которой был рыжеватый локон Меира, а сверху его фотография, и ностила ее постоянно. Через много лет в доме отдыха родственников высокопоставленных особ этот медальон был у нее украден, а потом найден раскуроченным, поскольку оказался не золотым, а только с золотым ободком. Фотография и локон были утеряны. Мы сделали новую фотографию и до конца дней эта памятная вещь всегда была с ней.

Никто из семьи никогда не воспринимал Меира сердцем, это был тот, который улица и камень на площади Свободы, куда мы с ней регулярно 20 сентября приносили венок, когда еще и не было официальных помпезных церемоний.

Оставшись одна, Клара сделала все возможное, чтобы в Баку переехали ее племянники, рано осиротевшие дети троюродных брата и сестры Альтшулер, и именно они стали ее семьей и поддержкой.

Отец умер 29 декабря 1911 года и мать стала жить у своего брата Алтера. В 1929 году Клара ездила навестить ее, а во время Отечественной войны были уничтожены все родные – Жислины, Альтшулер, Хуторецкие, Вертлиб, Басины, Пригоникер. Она не сразу узнала об этом, но когда в 1948 году через 17 лет отыскался самый младший племянник Вульф (Владимир) Альтшулер, прошедший всю войну и вернувшийся в Чериков, он приехал в Баку и рассказал узнанные подробности гибели огромной семьи. Я впервые увидела ее плачущей.

Она много лет - с 1920 года - работала на швейной фабрике им.Володарского - в последние годы - контролером, а когда к концу войны вышла на пенсию, то оказалось, что жить практически не на что. Никогда и нигде она не упоминала о брате и ни у кого ничего не просила.

Однажды на улице встретилась с вдовой Ивана Фиолетова, которая поразилась ее изможденному виду. Ольга Ивановна помогла оформить персональную пенсию за брата, а значит и лечение в Лечкомиссии и ежегодное санаторное лечение. А Клара получила возможность делать «денежные подарки» детям пропавшего на фронте племянника. Она помогала всем, кто нуждался в ее поддержке.

Но годы и переживания сделали свое, и в последние годы жизни она с трудом помнила, что и кто ее окружает. Узнавала только племянницу Нину и меня.

А в моей памяти она осталась в ее неизменном легком пальто в черной шляпке из итальянской соломки зимой и в кремовой летом, с плоской сумочкой в руке и в кожаных тапочках без каблучков, которые она называла чувяками и каждое утро старательно протирала тряпочкой.

Фотоальбом

• 

  Оборотная сторона фото 1913 года

• 

  Оборотная сторона фото отца

• 

  Оборотная сторона фото матери

• 

  Оборотная сторона фото Меира 1918 года

• 

  Справка, подтверждающая родство Клары и Меира

• 

  Заверенная нотариусом копия

• 
• 
• 
• 
• 
• Basina money for Rasi.jpg

  Вероятно Клара хотела забрать мать в Баку

• 

  Заверенная нотариусом копия

• 
• 

  Заверенная нотариусом копия

• 
• 
• 

Татьяна Сперанская - внучатая племянница К. и М.Басиных.

Статья обсуждается ЗДЕСЬ

© Copyright: --I am 01:30, 22 ноября 2010 (UTC) 2010 Свидетельство о публикации №21011200256