Приготовьте гнилые помидоры и тухлые яйца. Будете забрасывать автора, потому что его воспоминания пойдут вразрез с воспоминаниями других.
Разве наказывают за грех, который ещё не совершён?
Мы - это отряд из четырёх пацанов (включая и меня), которых я подбил на совершение греха. Нас уже сейчас поджаривают на медленном огне горячего асфальта. Тоже самое, вероятно, чувствуют грешники в аду, на сковороде.
Подпрыгивая, подскакивая, сжигая пятки, движемся к нашей цели. Наша цель - вышка.
Мы должны совершить восхождение. Мы уже не раз поднимались на неё, но сейчас мы должны подняться на самый верх.
Идея мне в голову пришла неожиданно. Вчера со своей тётушкой (почему-то днём) были на бульваре. Конечно, был вчера одет совсем по-другому. Во всяком случае, на мне была майка, и был я в туфлях. Не помню, почему мы оказались на бульваре, но так или иначе…
Чудо! Мне тётя предложила искупаться в море, вместе с мальчишками, которые плескались у лестницы уходящей (тогда) своими ступенями в воду.
Почему-то постеснялся. А, почему? До сих пор меня мучает этот вопрос.
Мальчиши так здорово плескались в воде, а потом обсыхали, лёжа на ступенях.
А мы подошли к забору из «колючки», который шел от правой кромки лестницы и продолжался аж до тротуара проспекта Сталина. (Первый помидор уже летит в меня).
Мы с тётей были, наверное, как те на знаменитых фотографиях. Вцепившись в проволоку, мы смотрели на то, что происходило внутри.
Там, за «колючкой», взрослые девушки (для тогдашнего моего возраста любой в возрасте 18-20 лет был взрослым, в возрасте 25-35 лет стариком, ну а старше - глубоким стариком), в неподпоясанных гимнастерках, без погон, играли в «третий лишний».
Правила игры вы знаете? Коротенько. Водящий должен запятнать третьего, который пристроился к уже определившейся парочке. Там их было пар шесть – семь. Но игра была жёсткой.
Обычно пятнание – это шлепок по спине или пониже. Девицы пятнали ремнём намотанном на руку. И «ристалище» у них проходило на площадке, меж двух землянок (здесь на мою долю, скорее всего, тухлое яйцо). Очень весело было у них, да и мы тоже веселились. Мне, наверное, было весело смотреть, как взрослые тётеньки играют, а чему радовалась тётя…? Может, свою молодость вспомнила.
А интересное было за спиной – там была вышка. Если к ней подойти вплотную, и посмотреть вверх, в небо – становилось жутковато, вышка начинала падать. А если приложиться ухом, то слышно ровное-ровное гудение.
Вышка жила.
Вот мы, подпрыгивая и перебегая от тени к тени, двигаемся к вышке. Во всех семьях ребятишек строго настрого предупреждали о последствиях, к которым может привести посещение вышки. По диагонали пересекаем площадь Петрова. На углу остановка. Надо проверить, а не созрели ли на кустах, мне неведомых, ягоды.
Мы тогда ели, пожалуй, всё, что можно было проглотить, и жевали тоже всё. Конечно, особой популярностью пользовались «сагыз» и «шенгяля» (насколько помнится, так назывались), но это за деньги, на рынке (ой, на базаре). А бесплатно – битум (от него чернели зубы), и….
Были, такие жёлтые коробки, очень красивые, с флагом США. Коробки из-под яичного порошка. Коробки были покрыты парафином. Этот парафин надлежало соскоблить, а затем разжевать. Эту жвачку можно было жевать долго-долго. А на ночь прятать под подушку.
Пробегаем мимо трибуны, справа «колючка», впереди, слева ОНА – наша цель.
Тогда, в то время, она была молоденькой, стройной красавицей.
Это сейчас стоит она, как бабуля, закутанная в платки, с выглядывающими, одна из-под другой, юбками – вызывает жалость.
А в то время она, стройная и красивая, вызывала восхищение и удивление.
Она была чудом. Опершись на четыре ноги, каждая из которых крепилась двумя болтами к фундаменту и совершенно необыкновенные гайки были на тех болтах. Какое восхищение, лично у меня, вызывали эти гайки. Где бы найти гаечный ключ, чтоб добыть хотя бы одну из них...
Ну, а нам вперёд и вверх.
Влезаем на фундамент. А он довольно высок, для человека, у которого все «деревья большие». Заглядываем в люк, он рядом с лестницей. Для чего он? Единое мнение: «Парашюты лежали!» Сейчас запустение и вонь.
И к лестнице. Вот оно начало, если не всех начал, то нашего восхождения точно.
Она узкая и двум здесь не разойтись. Да и двоим рядышком, тоже не подняться. Идём гуськом, один за другим.
Впереди на правах самого старшего – Вало. Он не с нашего двора, но принимает самое активное участие во всех делах наших. За ним Робик. Моя тётка дружила с их семьёй, затем идёт Адик, и замыкаю цепочку – я. Самый младший в компании.
Перед моими глазами ноги Адика. Идём очень уверено. Вчера, когда я поднимался на начало лестницы - она восхитительно звенела. Звук долгий затухающий, как у камертона. А сейчас, мягкий и глухой.
«Вчера был в туфлях, а сейчас босиком. Вчера был один, а сейчас вон сколько,» - объясняю сам себе.
Впереди ноги и ступеньки, слева всё одно и тоже – конструкции вышки, её стержень. Справа картинка меняется - бульвар, море, пароходы, площадь Петрова, бульвар, море, пароходы, площадь….
Выходим на первую площадку.
Всего у вышки площадок три. Мы их этажами называли. Позже, когда с вышки прыгать начали, а это уже в году сорок шестом, сорок седьмом, прыгали с первого и второго этажей.
В человека, который говорит, что парашютисты иногда улетали в море, можете бросить помидор, а лучше яйцо, предназначенное мне. Я потом это зачту.
Этот полёт в море невозможен. И это я усёк ещё тогда, в своём «розовом» детстве. Дело в то, что собственно парашют – это декорация, и не больше того. С таким же успехом можно было бы прыгать и без парашюта, используя возможности вышки.
Парашют крепился к тросу, у которого на одном его конце были – парашютист (средним весом -70 кг.), вес ткани парашюта (со стропами и прочими парашютными причиндалами) и вес обруча (примерно – килограмм, не менее двадцати). Обруч предназначался для того, чтобы купол был постоянно раскрыт. На другом конце этого троса был противовес, который двигался по направляющим в конструкциях вышки, и был равен сумме веса груза. Т.е. декоративного парашюта и настоящего парашютиста.
Бывали случаи, когда «клиент», оказывался очень лёгок, и тогда, он повисал в воздухе. Особенно весело было, когда застревала девица. Девицы чаще всего застревали не без помощи «выпускающих». Они притормаживали трос.
Что-то я, с этим отступлением, забыл о нашем восхождении. Просто обидно стало, когда один на ТВ, заявил, что подобный случай произошёл у него на глазах. Парашютист улетел в море.
А мы, тем временем вышли на площадку второго этажа.
Её «консоль» с дверцей и штангой над нею выходит в сторону моря. Именно с неё чаще всего и прыгали.
Но нам вперёд и вверх, а там….
Почти Высоцкий получился. Самый длинный отрезок это между вторым и третьим этажом.
Но топаем, хоть и не с таким рвением и охотой тоже. Но держит «слабо».
И вдруг исчезают ноги Адика. Они уходит куда-то в сторону, а впереди плоскость площадки, нет больше перил, впереди небо и пустота. Вот здесь стало страшно.
Это не страх перед дракой, который сосёт где-то под ложечкой и который через пару секунд станет яростью, нет, это противный страх неведомого и непредсказуемого – это страх и ужас перед этой семидесятиметровой бездной, это ужас от такого голубого неба.
Приятели прыгают и скачут на площадке, а я, вцепившись в перила и не в состоянии поднять ногу на следующую ступень, просто-напросто усаживаюсь на третью ступеньку (считая сверху) и сижу на ней закрыв глаза. Ступенька горячая, наверное, как там самая сковорода в аду.
Приятели подначивают, хихикают, но встать и подняться на эти последние три ступенечки. Н-е-т, не могу. Вало – герой, он влез на башенку, которая посреди площадки (к ней крепятся штанги), и стоит, обняв шпиль. Он орёт, что-то кричит. Радость у всех, кроме меня.
Я думал, что страх уйдет, когда мы пойдём вниз, но не тут-то было. Теперь я во главе колоны. И передо мной, теперь справа конструкции вышки, а слева бездна, и такие жиденькие перильца. Площадь, пароходы, море, бульвар. Теперь в обратном порядке.
Страх исчезает, когда приходим на площадку второго этажа, и исчезает полностью на первом. Перестраиваемся и теперь идем в том же порядке, в котором шли вверх.
Возвращаемся во двор, а взрослые так и не узнали о нашем восхождении и нашем грехе.
P.S. Девушки, играющие в «третьего лишнего», были из батарейных расчётов. Их орудия стояли около к/театра, тогда «Бахар», второе орудие где-то в районе детского театра, а третье около туалета. Под кустом лигуструма, который потом очень долго болел. Он был обожжён.
(Можете запустить в меня ещё парочку помидорчиков, да, и яичко в придачу)