Татарский писатель, историк, литературовед. Родился в г.Казань.Отец - Салих-бабай - казанский меценат, владелец суконной мануфактуры, выполнявшей заказы казны, мать, урожденная Айтуганова. Окончил медресе, в молодости увлекался идеями Л.Н.Толстого и социализма.
Учился на юридическом и историко-философском факультетах Казанского ун-та (ок. 1916), там же начинал свою научную деятельность: в 1913 организовал комиссию по издательству юбилейного сборника в честь историка и реформатора Марджани; служил в учебых заведениях Казани.
Работал Заместителем председателя Общества истории, археологии и этнографии (ОИАЭ) при Казанском ун-те, член правления НОТ.
13 сентября 1921 года арестован за "созыв нелегального собрания комитета помощи голодающим". 27 сент. Коллегией Всетатарской ЧК освобожден.
С 1925 года работал в Баку: становится сначала приват-доцентом, а с 1928 проф., зав. каф. истории тюрко-татарских народов, декан Востфака АзГУ; декан ист.-общ. отд. Тюркского пед. ин-та; ученый архивист, зав. орг.-изд. отделом Азерб. центр. гос. архива (1925-37, с перерывами).
От изучения истории волжских татар и башкир обратился к истории и других тюркских народов. Член ВКП(б). Активно участвовал в работе марксист. ВНАВ; в 1926-27 выступал на заседаниях ее историко-этнологического отдела с докладами: "Программа и задачи Востфака Азерб. ун-та в связи с востоковедной и краеведческой работой в Азербайджане" и "Происхождение узбеков".
Его труды, опубликованные на русском, татарском, азербайджанском и узбекском языках: "Положение женщины у тюрко-татарских народов с древнейших времен до Тимура" (1914 г.), "История татар" (1925 г.), "Пугачевщина и татары" (1926 г.), "К вопросу о происхождении хазар" (1927 г.), "Падение империи Тимуридов и период узбеков" (1928 г.), "Феодальные классы и крестьянство в Азербайджане в XIX веке" (1930 г.) являются серьезнвми и оригинальными исследованиями. Во многих областях истории он был первопроходцем.
Участник 1-го Всесоюзного тюркологического съезда в Баку (1926). Действительный член Научно-исследовательского института этнических и национальных культур народов Востока СССР при ЦИК СССР (ИИЭНКНВ) (1929).
Продолжая оставаться одним из лучших университетских преподавателей, Газиз Салихович одновременно начал работать и в Центральном государственном архиве. Это был переломный момент в его биографии. Став ученым-архивистом, он словно приобретает новое качество, становится одним из тех видных историков, кто не мыслит познания прошлого без укрепления источниковой базы исследования, без оказания практической помощи архивному строительству, без опубликования архивных документов.
В личном деле историка сохранилось ходатайство заведующего Азцентргосархива Субханвердиханова перед руководством Наркомпроса республики о назначении Г.Губайдуллина ученым-архивистом архивного ведомства Азербайджана.
Ходатайство было удовлетворено. Приказом наркома просвещения от 17 сентября 1925 года Губайдуллин назначается на должность ученого-архивиста Азцентргосархива.
В хранящемся в Государственном архиве Азербайджанской Республики личном деле Газиза Салиховича имеется и его собственное заявление, датированное 26 апреля 1926 года, о командировании его с мая по август того же года в Ленинград и Казань ря изучения там постановки архивного дела. Интересно, что он предлагал, в случае если командировка состоится, сообщать подробную информацию об опыте архивного строительства в этих городах "письмом через каждые 15 дней, что даст возможность сделать некоторые нововведения" еще до его приезда.
В начале 1930-х в марксистских изданиях начинается кампания против Губайдуллина как "буржуазного историка" и "пантюркиста" ("компрометирующий материал" черпается из его старых работ, выходивших на татарском языке в Казани).
Арестован повторно в 1937 году. Обвинен в участии в якобы созданном в 1934 году "Всесоюзном объединенном центре" во главе с Т.Р.Рыскуловым (членами центра назывались также С.Д.Асфендиаров, А.Тахо-Годи, Б.В.Чобан-заде); шел по одному делу (№ 3404) с Х.Зейналлы, Г.Ш.Шарафом и Б.В.Чобан-заде. 20 мая 1938 ВК ВС СССР приговорен к ВМН. Расстрелян в подвале здания НКВД г.Казани. Реабилитирован по делу 1921 года - 10 нояб. 1998, по делу 1937 года - в 1956 году.
Младший сын Мухамметзяна Казакова, Мухамметшакир (Шакир), получив свою долю наследства, в 18-19-летнем возрасте покинул отчий дом и уехал в Астрахань, чтобы продолжить там начатый отцом торговый обмен с Китаем и близлежащими приграничными странами. Шакир неоднократно снаряжал торговые караваны верблюдов возвращаясь обратно с большими партиями чая и других товаров.
Вскоре возникла необходимость не только расширить торговлю, но и наладить производство. Для этого в Астрахани было построено кирпичное здание чаеразвесочной фабрики, открыты магазины. Дела шли успешно, и в 1870-1872 гг. Шакир построил собственный кирпичный двухэтажный дом на берегу канала с куполом над входом (дом сохранился и по сей день). К этому времени он был уже женат на девушке по имени Бибигазизә (1853-1923). В этом же доме у них родилось пятеро детей: Мухамметрахим (1873-1937), Зулейха (1874-1954), Абдулхамит (1877-1937), Мухаммет (1879-?) и самая младшая — Бибирабига (1890-1965) — моя мама.
Развивая свою торговлю между Астраханью и Казанью, Шакир часто посещал Казань. С 1856 г. он вместе со своим отцом числился в ревизской сказке купцов Казанской губернской казенной палаты. С 1857 г. они – казанские купцы 2-й гильдии, с 1863 г. 1-й гильдии, а с 1875 г. возведены в потомственное почетное гражданство.
Изрядно приумножив свои богатства Шакир на свои средства строит в 1898 г. большую двухэтажную кирпичную мечеть, также известную как Казаковская мечеть. Она действует и по сей день как Соборная мечеть Астрахани.
Эту мечеть впервые я увидел в 10-летнем возрасте, когда наша семья в 1925 г. переезжала из Казани в Баку, останавливаясь по пути на несколько дней в Астрахани. В тот год мы с мамой и двумя моими младшими братьями-близнецами Микаилем и Исрафилем пароходом по Волге прибыли в Астрахань, где нас встретил отец — Газиз Губайдуллин — заранее прибывший туда из Баку с тем, чтобы пароходом по Каспийскому морю доставить семью в Баку.
В Астрахани мы провели несколько дней в ожидании прибытия морского парохода. Мама с близнецами в основном находилась в гостинице, а меня отец знакомил с городом и, конечно, с бывшими владениями деда. Мы подолгу бродили по тихим и зеленым улочкам и переулкам Астрахани, где отец показывал мне то одно строение, то другое, рассказывая, что здесь был магазин деда, здесь — чаеразвесочная фабрика, здесь — собственный дом, в котором родилась и жила наша мама. Наш визит в мечеть мне запомнился хорошо. Нас очень приветливо и гостеприимно встретил мулла, провел на минарет, откуда мы любовались панорамой города. Мулла просил передать сердечный привет достопочтимому Шакиру ага, моему деду, жившему тогда в Казани.
Вернемся к дальнейшей судьбе Шакира Казакова. Став крупным предпринимателем, в начале XX в. он с семьей переехал в Казань. Построив здесь двухэтажный кирпичный дом с обширным двором, конюшней, складами, флигелем для прислуги он поселил в нем всю семью. Дом этот и по сей день в хорошем состоянии и входит в жилой фонд Казани (ул. Каюма Насыри, 3).
Успешные торговые дела в Казани позволили Шакиру приобрести здесь доходные дома. Так, в 1906 г. он купил у А. Г. Хусаинова трехэтажный кирпичный дом на ул. Московской, где товарищество «Апанаевы и Казаковы» содержало номера гостиницы «Болгар» (42 комнаты). Она примечательна тем, что здесь некоторое время жил Габдулла Тукай. Мама рассказывала мне, что как-то отец водил ее познакомиться со знаменитым поэтом. В 1950-х гг. предпринималась попытка создать в этом доме мемориальную комнату Г.Тукая, однако это не удалось из-за отсутствия финансов.
Кроме номеров «Болгар», в оценочном табеле 1912 г. за Мухамметшакиром Казаковым значатся каменные дома с усадебными землями по улицам Евангелистской, Московской и Захарьевской. На рубеже XIX-XX вв. Шакир стал также крупным акционером одной из Волжских пароходных компаний. На судах этой компании он развозил свои товары по всему Поволжью от Казани до Астрахани. В 1914 г. мои родители Рабига Казакова и Газиз Губайдуллин на одном из пароходов деда совершили свадебное путешествие.
Вернемся к последним годам жизни Шакира Казакова. После Октябрьского переворота его имущество национализировали. Овдовев в 1923 г., он поочередно жил у своих дочерей, у Рабиги и Зулейхи. Свое превращение из знатного богача в беднейшего жителя казанских коммуналок он воспринял обреченно, спокойно и покорно. Никаких бунтарских высказываний, возмущения или недовольства новой властью от деда не исходило. Видимо, горечь перемен он прятал глубоко в душе, не проявляя внешне. Был он молчалив и замкнут. Помню лишь часто повторяемую им вслух фразу со вздохом: «Эхма, эшләр не так, эшләр по-мужицки!» («эшләр» по-татарски «дела»), произносимую без обращения к кому-либо, скорее всего относящуюся к его мыслям, что выдавало его внутреннюю оценку окружавшей обстановки.
В последние свои годы дед часто совершал поездки в Астрахань. Выезжал всегда внезапно, один, заранее никого не предупредив. Быстро возвращался в Казань, ничего никому не говоря о цели поездки и о времени, проведенном там. Я предполагаю, что у деда с Астраханью было связано много добрых воспоминаний. Возможно, он посещал свои владения, мечеть, находя в этом какое-то утешение: «дескать, не зря прожил, что-то и людям оставил», видимо, это помогало снимать с души напряжение и жить дальше.
Но это лишь мое предположение, ибо мой замкнутый дед ничего не рассказывал о своих поездках ни дочерям, ни сыновьями, ни даже своей жене. Семья, оказывавшая ему большое почтение, к частым поездкам в Астрахань относились по-доброму, как к стариковским чудачествам.
Кстати сказать, у деда Шакира была страсть к коллекционированию часов знаменитых фирм. Когда он жил у нас, то вся его комната была заставлена и увешана часами именитых мастеров, в основном швейцарского производства. Моему отцу он подарил великолепные швейцарские золотые карманные часы с массивной цепью и с боем. Эти часы очень пригодились моим родителям при переезде в Баку. Вырученные от их продажи деньги обеспечили нам переезд и провоз багажа из Казани в Баку.
Нашу семью дед Шакир обеспечил абсолютно всей домашней утварью почти на всю жизнь: мебель из красного дерева, замечательные китайские сервизы, очень красивые напольные фарфоровые вазы, столовое серебро, наборы постельного и столового белья из голландского полотна. Наборы белья хранились в упакованном виде большими стопами, красиво и аккуратно перевязанные лентами. Все это богатство лежало в трех массивных сундуках с музыкальными замками и кочевало с нами при наших переездах из города в город.
При аресте моего отца органами НКВД в 1937 г. эти сундуки были опечатаны и оставлены у нас. Позже о них то ли забыли, то ли не смогли вывезти, но эти сундуки с добром очень выручили нас. Когда обоих наших родителей арестовали, а нас — меня и моего младшего брата — оставили одних без жилья и средств к существованию, мы, на свой страх и риск, вскрыли эти сундуки и постепенно отнесли имеющиеся вещи на рынок. Продавали все буквально за бесценок, лишь бы не умереть с голода. Так в трудные наши годы выручило нас приданое деда Шакира.
В памяти моей остались наши прогулки с дедом Шакиром по Приморскому бульвару Баку, где под шум прибоя дед рассказывал мне, уже повзрослевшему, о себе, своем детстве, о своем отце Мухамметзяне. Оказывается, мой прадед Назир недолюбливал своего сына Мухамметзяна за то, что тот всячески отлынивал от крестьянского труда. И когда Мухамметзян в ранней юности изъявил желание уехать из деревни в город, отец Назир обрадовался и с удовольствием отпустил «лентяя и дармоеда», каким он его считал. А Мухамметзян, оказавшись в городе один-одинешенек, без гроша в кармане, проявив смекалку и ловкость, не гнушаясь никакой работы, быстро встал на ноги и даже разбогател (об этом см. выше).
Это все дед Шакир рассказывал мне, тихо посмеиваясь и говоря: «Каждый человек должен правильно определить свое место в жизни. Вот мой отец сумел это сделать и меня этому научил». Эти слова деда я не только запомнил, но и руководствовался ими всю жизнь. Умер он в 1932 г. (а не в 1917 г., как написано в «Золотых страницах купечества...») и похоронен на старо-татарском кладбище в Казани.
У Мухамметрахима Казакова и Умугульсум Юну совой было двое дочерей: Рукия и Асия. Обеих выдали за коммерсантов, или как говорили «нэпманов». В конце 1920-х гг. НЭП ликвидировали, многих «нэпманов» тоже. Не избежали печальной участи и зятья моего дяди: обоих расстреляли. Во втором браке Асия Казакова была замужем за выдающимся татарским композитором Салихом Сайдашевым. В бытность нашего пребывания в Баку, Салих абый, приезжая туда на гастроли, обязательно гостил у нас.
Из всех детей моего деда Хаджи абый Мухамметрахим был самый близкий и дорогой нам человек. После ликвидации НЭПа, он вместе с женой Умугульсум переезжая из города в город, часто меняя работу, спасался таким образом от преследования властей. Он был в любой момент готов к аресту: всегда при себе носил саквояж с бельем, полотенцем, мылом и мочалкой и всегда интересовался: есть ли в доме второй выход. Выживал он в те трудные годы только благодаря своей энергии и исключительным способностям. Каждый наш переезд обеспечивал наш добрый дядюшка Хаджи. Он собирал нас в дорогу, провожал, встречал, обустраивал наш быт на новом месте. Мой отец Газиз Губайдуллин был очень занят на преподавательской и научной работе, так что Хаджи абый все заботы о нас брал на себя.
Когда в Поволжье в 1930-е гг. разразилась эпидемия холеры, подхватил ее и Мухамметрахим. Спасся он тем, что будучи в прошлом в Китае, запасся опиумом. Заболев холерой, Хаджи абый на неделю уединился и принимал опиум, обильно запивая горячим чаем. Через неделю он был уже здоров. И нас учил, что холеру надо лечить обильным питьем горячего чая.
После 1930-х гг. Мухамметрахима Казакова арестовали, из мест заключения он не вернулся.
Тяжело сложилась судьба и у среднего сына Мухамметшакира Казакова — Абдулхамита. До революции он, помимо коммерческой деятельности, некоторое время участвовал в джадитском движении, финансировал его программы. За попытку создания татарской учительской семинарии в Казани вместе с Г.Баруди, С.Галеевым и Г.Апанаевым он был выслан на два года в Вологодскую губернию под гласный надзор полиции, однако быстро покинул место ссылки и уехала в Германию.
Гайша Апанаева была женой Гали Рахима (известный литературовед), во втором браке была замужем за Йаджибом Халфиным[1] О младшей дочери Мухамметшакира, Бибирабиге, моей маме, жене профессора Г. Губайдуллина, я здесь не пишу, поскольку в вышедшей в 2002 г. в Казани книге «Газиз Губайдуллин»* из серии «Шәхесләребез» подробно рассказано о профессоре, его жене и семье.
Читайте также на сайте
--I am 00:33, 29 октября 2011 (CEST)
