Джунковский Юрий(Георгий) Евгеньевич — Воспоминания...

Джунковский Юрий(Георгий) Евгеньевич Воспоминания...

Джунковские - русский дворянский род малороссийского происхождения.
По семейной легенде родоначальником является татарский мурза Джунк, прибывший в Москву в составе посольства в начале 16 в. при Василии III. Однако документированная родословная Джунковских начинается со Степана Кондратьевича Джунковского, полкового есаула Нежинского полка, впоследствии Батуринского протопопа, жившего в начале 18 в.
На протяжении 18 в. большинство представителей рода были священниками и владели имениями в Лебединском и Коропском уездах (Новгород-Северского наместничества, Слободско-Украинской, а затем Харьковской губ.). С конца 18 в. многие члены рода Джунковских поступают на военную и гражданскую службу. Различные ветви рода внесены во II и III части РК Харьковской, С.-Петербургской, Полтавской, Черниговской и Калужской губерний.
В семейной версии герб рода Джунковских был снабжен девизом: "Deo et proximo" ("Богу и ближнему").

Предлагаемый отрывок из рассказа Ю.Е. Джунковского (1896 - 1972), записанный журналистом радио «Свобода» Владимиром Рудиным в 1965 году, содержит некоторые неточности и противоречия, которые указаны в нашем материале вместе с необходимыми дополнениями.

Рассказ от первого лица...

"По одному из паспортов и по свидетельству моих родителей, я родился в 1896 году около Новгорода.

Сознательная моя жизнь началась на Кавказе. Мои первые воспоминания относятся к 1905 году.
Я не могу говорить о себе, не сказав предварительно о моем отце, очень интересном и весьма деятельном человеке, он был медик, ветеринарный врач.

Отец работал с принцем Ольденбургским по ликвидации бубонной чумы в России. Ему была поручена организация станции для производства сыворотки против чумы рогатого скота, эта станция была создана в горах Кавказа в десяти километрах от Елизаветполя.
В этом городе я провел всю молодость, учился в Eлизаветпольской гимназии.

В 1911 году мой отец был назначен начальником главного ветеринарного управления Департамента внутренних дел в Петербурге. Мы переехали туда , и я окончил частную классическую гимназию, мне была необходима золотая медаль для поступления на кораблестроительное отделение Политехнического института. В это время я усиленно занимался авиацией, летал на своих планерах.

В 1914 году, когда я был в 8 классе, была объявлена война.
Не предупредив своих родителей, я поступил на летные курсы, которые были организованы на добровольные пожертвования. Я попал во второй набор в числе сорока молодых людей, преимущественно студентов Политехнического института.

По окончании теоретических и практических курсов я должен был ехать на какой-нибудь фронт. Но, зная, что нигде нет аэропланов, мне удалось через моего дядю, который был в хороших отношениях с директором Русско-балтийского завода Шидловским, попасть в эскадру воздушных кораблей, которая в этот момент формировалась. Это были «Ильи Муромцы» — первые в мире четырехмоторные аэропланы.

На фронте я оказался в местечке Яблона около Варшавы: было очень интересно, потому что я попал не только в штаб эскадры воздушных кораблей, но вообще в штаб фронта.

Это был 1915 год. Мне было тогда 18 лет, но я участвовал в боях, летал, получил ранение в голову. Причем, мне чрезвычайно повезло, потому что меня сняли с машины, и через три четверти часа я был уже в Варшаве на операционном столе.
Помогло мне то, что моя родственница фрейлина Государыни Евдокия Федоровна Джунковская была шефом общины сестер милосердия и находилась как раз в Варшаве. Ей по телефону позвонили, она прислала поезд на соседнюю с Яблоной станцию, и меня отвезли прямо в больницу.

После выздоровления я был прикомандирован в качестве фотографа к полковнику Генерального штаба Цукерману и его супруге, которая была корреспондентом газеты «Копейка», и профессору Ипатьеву. Мы ездили по всем фронтам, где происходили газовые атаки, для того, чтобы на месте понять, как лучше с этим бороться. Это продолжалось до тех пор, пока меня не приняли в Пажеский корпус, где я пробыл 8 месяцев до октября 1916 года, когда я вышел по инженерным войскам и приписался к морякам, потому что это были единственные части, которые имели аэропланы.

Как раз в России начала очень удачно строить гидропланы фабрика Шереметева.

Тогда уже существовала военно-морская авиация и очень серьезная. Капитан первого ранга Тучков — исключительный человек, которого я потом видел в Америке, поставил дело совершенно блестяще.

Мои воспоминания о последних месяцах перед Февральской революцией, главным образом, сводятся к тому, что мне рассказывал отец, который был в поезде принца Ольденбургского — верховного начальника эвакуационной и санитарной части России.
Он был представителем Министерства внутренних дел, в этом поезде были представители всех министерств, так что все вопросы, которые возникали, разрешались на месте. Принц Ольденбургский был чрезвычайно энергичным, деятельным человеком, заботился о солдатах.
Мой отец весьма трезво смотрел на обстоятельства и говорил: «Сейчас я вижу, что никакого порядка быть не может. Продержимся мы не долго». Вот это была оценка моего отца до революции, в январе 1917 года.

Через некоторое время отец, как обычно, уехал с принцем Ольденбургским в его поезде, а я остался на квартире на Жуковской, 10. Но через некоторое время я перебрался в гостиницу «Астория». Там и пережил все трагические дни революции.

В апреле 1917 года я вышел в отставку и через некоторое время познакомился с капитаном Вегелиным — одним из основателей русской аэростатики, который вместе с полковником Найденовым очень много сделал для русской авиации в целом, главным образом, ее техники.
Он спросил: «Вы хотите летать?» — «С удовольствием». — «Здесь, под Петербургом, около Пулково, есть отряд, который был организован на средства графа Шереметева для обороны Петербурга. Я ими командую, но мне это утомительно. Хотите, занимайте мое место».
Таким образом я начал путешествовать каждый день из дома в окрестности Пулково, там чудный дворец Шереметева, где стоял этот отряд. А рядом с ним стоял первый пулеметный, самый революционный полк.

В летном отряде было довольно много аппаратов. Был «Блерио», «Депердюссен», «Ниппон» и трофейный немецкий «Альбатрос», на котором я, главным образом, летал. И было 12 построенных в Петербурге чудных копий «Альбатроса».

Цель этого отряда была защита Петрограда от немцев, если они вздумают наступать.
Отряд подчинялся Петроградскому военному округу, куда я и явился, а на меня машут рукой: «Кого интересует авиация?». Я говорю: «Позвольте, если будет нужно, имейте в виду, я могу вам давать сведения. Мой номер телефона такой-то». Через час раздался телефонный звонок: «Пожалуйста, присылайте камион. Спустился на три точки!». Это чтобы проверить нашу способность летать.

Довольствие и все остальное выдавала армия, Петербургский округ. Но фактически мы были совершенно беспризорным отрядом. Бензин нам давали, всё давали честь честью, на Комендантском аэродроме у нас было собственное место в ангаре, и там же я давал уроки молодым летчикам.
Я продолжал служить в этом отряде до Октябрьской революции.

Во время большевистского переворота 25 октября я был в Баку. Я сделал себе командировку из своего отряда, потому что видел, что оставаться в Петрограде было нельзя. Несмотря на то, что ко мне относились хорошо, на солдат никогда нельзя было положиться. Я уже видел сцены довольно неприятные и решил уехать. Забрал свою мотоциклетку, много багажа забрал, к сожалению, только часть денег, которые у меня были в банке, и уехал в Баку. У меня там было много знакомых, и я думал, что там мы будем продолжать войну. Так оно и было, потому что в это время война еще не кончилась.

Я жил в «Астории». И в один из октябрьских дней, 25-го или 26-го, я хотел поехать к себе домой. Спускаюсь, стоит солдат-ополченец и говорит, что никого приказано не выпускать. В чем дело? Офицеры волнуются.
Вот комиссар Зиновьев в такой-то комнате. Я сказал Зиновьеву: «Дайте мне пропуск, я должен ехать к своим солдатам». — «А кто такие?» — «Отряд по обороне Петрограда». Он мне дал пропуск. Вот как я познакомился и видел Зиновьева.
Это было числа 25-26 октября, в тот момент, когда юнкера шли на телефонную станцию мимо Исаакиевского собора и по ним большевики стреляли. А потом подъехал броневик с юнкерами же.

Во время наступления генерала Краснова с казаками и Керенским на Петроград я был там, я летал как раз в этот момент. Мне сказали, что эшелоны Краснова двигаются к Красному селу. Я даже не знал, что что-то происходит в Пулково. Через Пулково я вернулся к себе домой, летал и искал эти эшелоны. Но кроме пустых вагонов ничего видно не было.

А потом я уже вернулся в другую гостиницу, «Европейскую», ближе к Зимнему дворцу. Мой отец уже уехал, брат уехал, я мог вернуться в квартиру, но уже такие вещи начались, и я уехал обратно в Баку.

Я там увидел совершенный переворот взглядов. Все уже точно знали, что такое Ленин.

Каспийский флот, состоявший из трех канонерок, сделался Центрофлотом, и был даже Совет солдатских и рабочих депутатов. Но он силы не имел и не двигался, потому что большевиков, как таковых, еще не было в Баку.

И тут произошло событие для меня очень важное.
Председателем комитета Бакинской летной школы был поляк, морской инженер, очень толковый, и мой большой приятель. Мы получили приказ всех летчиков распустить, потому что денег для оплаты жалования нет. Я говорю, что это идиотство, сейчас же идет война, как можно распускать всех летчиков, тем более что если уедут все гардемарины, вся школа, то здесь будет беспорядок.
«Я с тобой согласен, но как быть?»
Я говорю: «Пойдем, поговорим с английским консулом».
Мы отправились туда втроем — взяли еще представителя Солдатского комитета.

Консул Макдональд сказал: «Я не могу вам ответить, но здесь есть представитель английской армии капитан Ниэль. Поговорите с ним».
Мы обратились к капитану Ниэлю.
Он говорит: «Да, нельзя распускать. Сколько вам нужно денег?». Я говорю: «Вот председатель комитета, он скажет». Ниэль говорит: «Приезжайте завтра, я вам дам».
И он платил нашим летчикам жалование, кажется, месяца три, а потом поехал в Тегеран к главному командованию согласовывать наше предложение организовать что-то более серьезное на базе школы. И не возвращался. Мы получили сведения, что он попал по дороге на персидских разбойников.

Тогда же мы сами решили поехать в Тегеран кружным путем, через Красноводск и Бендергази.
Там обратились к русскому посланнику. Он говорит, что ничего в политике не понимает, и отправил нас к английскому посланнику, потому что там Великий князь Дмитрий Константинович, который может разобраться в этом вопросе.

Так мы и сделали, нас пригласили к обеду, мы встретились с Дмитрием Константиновичем. который жил у английского посланника после убийства царской семьи. Посланника звали, кажется, лорд Марен.
Я полтора часа убеждал Дмитрия Константиновича, что нужно вернуться в Баку и взять на себя руководство фронтом. Он говорит: «Ну что вы, Джунковский, бросьте! Это ерунда все. Через две недели у нас concour epique (лошадиные соревнования) здесь. Я вам достану чудную лошадь». На этом мы расстались.

Но после этого нас пригласили к полковнику Стоксу из Генерального штаба. Он выслушал внимательно и сказал: «Завтра утром приходите и поедете в Хамадан к лорду Денстервиллю — начальнику экспедиционного корпуса восточной английской армии». Так мы и сделали.

Через два дня мы были у лорда Денстервилля, который нас принял, выслушал и говорит: «Да, это интересно, это совершенно совпадает с нашими задачами, потому что мы хотим, чтобы кавказский фронт продолжался возможно дольше. Но это все будет не скоро».

Тогда мы попросили отправить нас во Францию, поскольку получили предложение ехать на французский фронт, летчиками, воевать на стороне французов. Он согласился, и мы уже собрались выезжать в Басру, чтобы сесть на пароход и плыть во Францию, но вечером приходит солдат и вызывает меня к Денстервиллю.

Этот Денстервилль говорит, а он говорил по-русски, как мы с вами: «Джунковский, вы хотите видеть своего отца?» — «Желание нормальное, но я завтра уезжаю, как вам известно, во Францию». — «Если вы хотите видеть своего отца, то вы поедете завтра в Баку». — «Почему в Баку?» — «А потому, что он организовал противобольшевистский фронт в Закаспийской области, в Ашхабаде, и мы ему помогаем, как можем. Вы поедете от нас для связи, как английский офицер». Потому что в промежутке я был зачислен в английскую армию.
Я говорю: «Хорошо, от такого предложения отказаться не могу». И через некоторое время мы выгрузились в Баку.

Это был первый английский десант: полковник Стокс, консул Макдональд и Джунковский. Это был 1918 год.
Я довольно долго был на Закаспийском фронте, присутствовал при становлении власти большевиков, видел и некоторые их неудачи. Так, например, в Красноводск была привезена баржа с комиссарами, которые там были расстреляны. До сегодняшнего дня Советы это забыть не могут.

Затем я покинул Россию. Из России я выехал довольно грустно. Мне предложили выехать с английской армией в Лондон. Но так как мой отец был в это время в Добровольческой армии, после ликвидации Закаспийского правительства, я поехал туда и в Екатеринодаре заболел сыпным тифом, так что меня вывезли на носилках в Салоники, потом я попал в научную сферу,где более или менее удачно провел остаток своей жизни."

Послесловие ...

Джунковский Юрий Евгеньевич. Теоретические курсы авиации при Петроградском политехническом институте 1915. Поручик, морской летчик. В Вооруженных силах Юга России. Эвакуирован в дек.1919 - марте 1920 из Новороссийска. В эмиграции в США. Ум. ок. 16 нояб.1972(?) в Ницце (Франция).
( С.В. Волков. "Белое движение.")

В эмиграции Джунковский Ю.Е. сначала работал инженером в США, затем переехал во Францию, жил в Париже и Ницце, входил в Союз русских дипломированных инженеров и в Союз русских летчиков во Франции, избирался товарищем председателя правления Комитета защиты интересов Российского общества Красного Креста в Югославии и членом правления русского Литературно-артистического общества в Ницце. Там же в Ницце 27 сентября 1972 года Юрий Евгеньевич скончался и похоронен на местном кладбище.
"Died 1972 in Nice, Alpes-Maritimes, Provence-Alpes-Côte d'Azur, France."

Примечания:

При использовании любых материалов данной статьи ссылка на сайт "НАШ БАКУ"
ОБЯЗАТЕЛЬНА !

© Sibor 18:10, 30 июня 2010 (UTC)