Добролюбов Александр Михайлович - поэт, философ, религиозный подвижник[править]

Александр Михайлович Добролюбов родился в Варшаве 27 августа 1876 года.

Его отец - Михаил Александрович Добролюбов - действительный статский советник, выслуживший дворянство. Служил в должности непременного члена Варшавского присутствия по крестьянским делам, а также состоял при Учредительном комитете в Царстве Польском. В одном из ходатайств, уже после смерти мужа, мать Добролюбова пишет, что именно Михаилу Александровичу принадлежала инициатива учреждения в России Крестьянского Поземельного банка.

О матери - Марии Генриховне - известно немного. В дневнике В. Брюсова мы находим свидетельство о разговоре с ней в 1900-м году, когда Мария Генриховна рассказала ему о своем происхождении: «Я не очень хорошо говорю по-русски. Отец мой был поляк, а мать датчанка…(А я думал, что она жидовка). Продолжали разговор, смешивая русский язык с французским».

Семья Добролюбовых переехала в Санкт-Петербург в 1891 году, а уже в 1892 году умирает отец. Это был большой психологический удар для Александра, который, по свидетельству знавших его людей, боготворил отца.

В семье было восемь детей, Александр среди них был старшим.
Маша (1880—1906) во время русско-японской войны ушла сестрой милосердия на фронт, затем, в 1905 году, стала героиней революционного движения, а в 1906 умерла мученической смертью в тюрьме.
Лена (1882? — 1969). После революции Елена Михайловна некоторое время жила в Варшаве, оттуда вскоре переехала во Францию, где преподавала французский язык, а оттуда (в 50-е годы) по приглашению брата Константина — в США, где и умерла в Иллинойсе.
Владимир - окончил Московский университет.
Лидия, родившаяся в 1888 году, после революции эмигрировала, умерла в 1970 (1971?) году в США, в доме для престарелых фонда Александры Толстой.
Константин – эмигрировал, продал принадлежавшее семье Добролюбовых имение в Варшаве, чего, конечно, без разрешения остальных членов семьи не имел права делать, и переехал в США. Там он весьма успешно занялся бизнесом и во многом загладил свою вину, приложив все усилия для переезда в Америку своих сестер Елены и Лидии.

Брат Георгий (1878—1955) окончил Морской кадетский корпус в Санкт-Петербурге, служил офицером русского флота. Проходил службу в Севастополе, дослужившись до чина капитана I ранга. В 1920 году, получив разрешение командования, он оформляет загранпаспорт для следования в Сербию и Чехословакию, а оттуда попадает в Париж, где и живет до самой смерти.

Александр учился в 6-й Петербургской гимназии, где его ближайшим другом стал Вл. В. Гиппиус, в будущем — известный поэт-символист и филолог. Их дружеские отношения начались в 6-м классе гимназии, когда Добролюбов стал издавать на гектографе гимназический журнал «Листки» и предложил Гиппиусу сотрудничество. «Когда я в первый раз увидал А. М. Добролюбова, — пишет Гиппиус, — он меня поразил так, как никто до этих пор. <...> Меня поразили его глаза: необыкновенно глубокие, темные, прозрачные и покойные».

Один из друзей его детства рассказывает: «Мы вместе с ним росли и учились в Варшаве. По матери он был полуполяк, полуфранцуз. В детстве был помешан на играх в индейцев, был необыкновенно жив, страстен. Юношей страшно изменился: стал какой-то мертвый, худой. Злоупотреблял наркотиками – курил опиум, жевал гашиш, прыскался каким-то острым индийским бальзамом. Основал «кружок декадентов», издал книгу своих стихов «Из книги Невидимой, или Натура Натуранс» с совершенно нечеловеческими строками какого-то четвертого измерения...»

Затем Александр учился на классическом отделении филологического факультета Петербургского университета ушел с 3-го курса. Прекрасно зная французский язык и чуть хуже — немецкий, вскоре выучил и английский, так что европейская поэзия так же была для него открыта.

Известный русский литератор и мыслитель С.Н.Дурылин, друг Б.Пастернака, написавший в 1926 году большую работу о Добролюбове, судьбой и творчеством которого он был глубоко захвачен, писал так: «Петербургский гимназист перечел и изучил всю новейшую европейскую поэзию на трех языках — от Теофиля Готье, Э. По и Бодлера до Россетти, Суинберна, Вьеле-Гриффена, — тогда, да и теперь почти неведомых в России». Сюда стоит добавить также имена Ибсена и Оскара Уайльда.

Особое влияние на него оказали Бодлер, Метерлинк и Гюисманс. Именно под влиянием этих авторов и сложился в душе Добролюбова-гимназиста образ декадента-эстета, которому он стал подражать как в стихах, так и в жизни. Обладая чрезвычайно цельной натурой, Добролюбов постарался поставить знак равенства между творчеством и жизнью. Одним из первых он начал разрушать всю сложившуюся на тот момент классическую традицию русской поэзии и одновременно продолжил эту авангардно-декадентскую атаку на уровне бытовом и поведенческом. Эстетизм он понимал как полную и ничем не ограниченную свободу личности в познании и самовыражении. Разумеется, прежде всего, отвергались мораль, традиционная религия, принятые нормы поведения в обществе.

О том, как жил Добролюбов в середине последнего десятилетия XIX века, — начиная с последних лет своего пребывания в гимназии, которую он окончил в 1895 году, довольно подробно рассказывает тот же Вл.Гиппиус. По его словам, Добролюбов «одевался в необычный костюм (вроде гусарского, но черный, с шелковым белым кашне вместо воротника и галстука); говорил намеренную чепуху, садился посреди комнаты на пол». То, что в то время Добролюбов стремился «о непонятном говорить непонятно», отмечал, например, и Осип Дымов.

Ярко-декадентское стремление к выходу за пределы доступного человеку детерминированного, бытового сознания привело Добролюбова к попыткам искусственного расшатывания механизмов сознания с помощью наркотических веществ. «Его смуглое, вовсе не худощавое лицо стало вытянутым и желтым, от него всегда пахло удушливым, землистым запахом опия, как из могилы. Его комната была так продушена этим запахом, что я, просидев в ней полчаса, засыпал на диване. Он был пьян этим ядом каждый день, целый год и еще один, следующий; гашиш он принимал реже. Опий он и ел, и курил, — и не скрывал этого».

Во время первой встречи в июне 1894 года Добролюбов поразил Брюсова не только своими стихами, но и оригинальной теорией литературной эволюции. «В субботу, — записывает Брюсов в дневнике, — явился ко мне маленький гимназист, оказавшийся петербургским символистом Александром Добролюбовым. Он поразил меня гениальной теорией литературных школ, переменяющей все взгляды на эволюцию всемирной литературы, и выгрузил целую тетрадь странных стихов... С ним была и тетрадь прекрасных стихов его товарища — Вл. Гиппиуса. Просидел у меня Добролюбов в субботу до позднего вечера, обедал etc. Я был пленен, <...> Добролюбов был у меня еще раз, выделывал всякие странности, пил опиум, вообще был архисимволистом. Мои стихи он подверг талантливой критике и открыл мне много нового в поэзии».

В 1895 году Добролюбов издает свою первую книгу стихов — «Natura naturans, natura naturata». Она принесла ему настоящую славу, хотя и скандальную — в подавляющем большинстве отзывы были отрицательными; в некоторых книга откровенно высмеивалась. Между тем, сборник был по-настоящему новаторским. Сегодня можно с уверенностью сказать, что структура, композиция, поэтика «Natura naturans, natura naturata» предвосхитили чуть ли не все авангардные приемы, которыми представители различных литературных направлений будут пользоваться не одно десятилетие после выхода этой книжки. «Первый сборник Александра Добролюбова, — писал П. П. Перцов, — <...> можно сказать, ошеломил критику и публику, как свалившийся на голову кирпич. Все в нем пугало, начиная с непонятного заглавия...»

Добролюбов стал новатором и в области стихосложения. Один из ведущих российских стиховедов Ю. Орлицкий пишет:

«...Важнейшее средство создания целого, используемое поэтом, — принципиальная полиметричность книг, включающих, наряду со стихами традиционного типа, и новаторские типы стиха (в первую очередь — тонику и верлибр), и прозу, и вакуумные тексты. При этом верлибра у Добролюбова оказывается существенно больше, чем у его французских предшественников, а сам его свободный стих выглядит значительно более раскованным, чем французский аналог.»

В июле 1898 года, Брюсов встретился с Добролюбовым и узнал, что произошло с ним за это время. А изменения эти были коренные.

Самоубийство одного из завсегдатаев собраний привело Александра Добролюбова к решению оставить литературу и начать странствовать по Руси — сначала по северным губерниям, затем по Поволжью, Сибири, Средней Азии и Кавказу. В крестьянской одежде, с посохом в руках он бродил по деревням, записывая народные песни, заклинания, плачи и сказания.

Из идущего во всем до конца крайнего декадента Добролюбов превратился в своего рода религиозного подвижника, странствующего по России в поисках самой последней, самой святой истины. Уход Добролюбова в народ – вовсе не желание «быть мужиком». В народ он ушел учителем, лидером. Уход этот вряд ли был продиктован какой-то внутренней нравственной необходимостью, христианской потребностью братства, а скорее являлся следствием его философических, умозрительных размышлений, отметанием «всех философов» – и Толстого в том числе.

В 1900 году вышло его «Собрание стихов», которую подготовил к печати Брюсов, а предисловие написал Иван Коневской. В 1905 году в издательстве «Скорпион» при помощи того же Брюсова вышел третий, и последний, сборник религиозных гимнов и духовных поучений Александра Добролюбова «Из книги невидимой».

На короткое время Добролюбов становится послушником одного из монастырей на Соловках, он готовился к монашескому постригу, ненадолго стал толстовцем, но образ мыслей его, слишком мирской и эклектичный, не позволил ему полностью отречься от земного.

В 1901 Добролюбов был осужден за подстрекательство к уклонению от воинской службы, а в 1902, когда он находился в Петербурге, его обвиняли в оскорблении святынь и ему грозила каторга. А вот декабрьская запись Брюсова рассказа сидящего в сумасшедшем доме Добролюбова о своей жизни, об уходе в народ: «Ушел он с намерением проповедовать диавола и свободу».

Вот уж чего, конечно, никогда не мог принять Бунин с его чистой верой в Бога и добро. И дальше: «В Соловецком монастыре Добролюбова совсем увлекли. Он сжег все свои книги и уверовал во все обряды». Вот здесь уже начиналось сектантство. «Многому научили его молокане... Когда его арестовали, он на суде не был осужден. Его только обязали подпиской не выезжать. Он долго жил в Оренбурге, наконец, понял, что больше нельзя. Пошел и заявил, что уходит. Ушел. Но через два дня его арестовали и отправили в Петербург. Теперь Добролюбов пришел опять к уверенности своих первых лет, что Бога нет, а есть лишь личность, что религия не нужна, что хорошо все, что дает силу, что прекрасны и наука, и искусство».

Запись 1903 года свидетельствует об изменении во взглядах поэта-сектанта, он начинает проповедовать любовь и мир – и Брюсов иронически замечает: «Стоило ли уходить в Соловецкий монастырь и на Урал, чтобы через пять лет прийти к старому». Однако осенние петербургские дни Добролюбов воспринимает как искушение, он говорит о духовных братьях и сестрицах, два дня проводит в беседах с Львом Толстым, «повторяет учение духоборов».

Родные спасли его от отбывания наказания, добившись признания его временно умалишенным. После этого Добролюбов растворился в просторах России, зарабатывая себе на хлеб батрачеством. Он учился и учил, странствуя в поисках истинного знания. Проповеднический дар его оказался сильнее поэтического, и через несколько лет, в 1903 году, Добролюбов основал в Поволжье секту «добролюбовцев», основанную на отрицании собственности, исповедующую «нищее житие» и простой ручной труд.

Сведения о жизни Добролюбова в дальнейшем чрезвычайно скудны. Он периодически навещал Петербург и Москву, где иногда встречался с различными поэтами и писателями. Известно также, что он жил в Поволжье и Сибири, затем, в 1925-1927 годах, странствовал по Средней Азии.

Видимо, из-за своей доверчивости он неоднократно становился жертвой воров, а иногда просто терял документы. Это грозило ему серьезными последствиями.

Так, в июне 1930 года он был арестован в Баку, где работал в артели каменщиков, и должен был быть выслан на Север. Известие об этом Ирина Святловская получила 22 июня, и уже на следующий день она направляет письмо в его защиту во ВЦИК, в котором убеждает членов ВЦИКа, что «к делу его и личности нельзя подходить с общей меркой» (ОР РГБ. Ф.369 (В. Д. Бонч-Бруевич). Карт.265. Ед. хр.44. Л.1).

География жизни Добролюбова второй половины 1930-х годов устанавливается достаточно точно. Это разнообразные районы и населенные пункты тогдашней Азербайджан¬ской ССР, чаще всего весьма глухие: Мильская степь, Евлах, Тертер, Кубатлы, Белоканы, Кельбаджары (Кельбаджар), Мардакерт, Агджабеды, Даш-Бурун, Закаталы, Уджары. Иногда ему удается выезжать в Баку, где он живет у знакомых.

4 апреля 1937 г. Добролюбов сообщает сестре в Ленинград: «...в конце апреля выезжаю в Тертер, в мае — в Россию». 5—6 мая 1937 года он пишет: «На днях уезжаю, если вздумаешь, пиши: Азербайджан, Тертер (район) Судакину с передачей мне».

29 мая 1937 г. он отправляет Н. Брюсовой открытку (штемпель отправления — 4 июня) из Кубатлы о том, что «дорога приблизилась» и просит писать ему уже в Баку. Однако после Баку он отправляется не в Москву или Ленинград, а в Закаталы (в архиве Святловского сохранился пустой конверт из-под несохранившегося письма, надписанный Добролюбовым и отправленный сестре Ирине по штемпелю из Белоканы 17 июня 1937 г., при этом обратный адрес указывается — Закаталы).

А письмо Добролюбова «сестре Наде» от 23 декабря 1937 года, где он пишет: «Несмотря на всё желанье видеть тебя, — пишет он, — к весне, может быть, будет дорога и увижу проездом», — написано все там же — в Закаталы. Из всей этой переписки становится понятно, что в 1937 году Добролюбов из Азербайджана не выезжал, это ему удалось сделать только в 1938 году.

Когда он выехал и каков был его маршрут? 17 февраля 1938 года он пишет Вересаеву о том, что подал на расчет и 20 марта ожидает получения денег. А в другом письме, написанном весной 1938 г. тому же адресату указывает: «...в мае буду в Баку (ул. Лермонтова, 2/7, Спраговскому Михаилу с передачей мне) — до 1 июня буду в Баку».

Дальше документальных свидетельств нет, но зато известно, что уже по прибытии в Ленинград 19 октября 1938 года Добролюбов обращается с письмом к В. Д. Бонч-Бруевичу, посылая ему свои произведения. Ответа он не получил.

По возвращении в Азербайджан о причинах этого молчания ему сообщил муж сестры Евгений Святловский — Бонч-Бруевич прислал ему сообщение, что не мог ответить из-за болезни. И Добролюбов 29 июля 1939 года из Баку пишет Бонч-Бруевичу новое письмо. В этом письме, на наш взгляд, хронология событий выстроена вполне точно:

«...Уже один раз я обратился к тебе (письмо и 2 вещи — "Яблони в саду" и "На улицах Ленинграда"), — пишет Добролюбов, по своей старой привычке обращаясь на «ты», — ответа не последовало, я был в Москве, хотел зайти — гордость не дала...».

Ясно, что Добролюбов оказался в Москве позже написания первого письма Бонч-Бруевичу. Именно обида на отсутствие ответа и сделала невозможным визит к последнему («гордость не дала»). А это означает только одно: в середине декабря 1938 года Добролюбов из Ленинграда отправляется в Москву, где, по свидетельству И. М. Брюсовой, переданному через Д. Е. Максимова К. М. Азадовским, он пробыл несколько недель.

Первое из дошедших до нас его писем после возвращения написано в Баку — это почтовая открытка со штемпелем отправления 4 января 1939 г. Если учитывать, что Добролюбов выехал из Ленинграда в середине декабря 1938 г., то как раз и получаются примерно 3 недели пребывания в Москве. Верный своим принципам приоритета «ручного труда», Добролюбов работает каменщиком, маляром, плотником, печником у крестьян, в колхозах, на строительстве школ и медпунктов.

О том, как живется в советском Азербайджане, он пишет Вересаеву 26 января 1940 года: «...условия очень трудные: ноябрь, декабрь, да и октябрь» . В письме к сестре в начале 1941 года: «...сидим нередко без огня, продукты от случая к случаю — район небазарный, покупают все на дорогах» .

Этим отчасти объясняется то, что письма Добролюбова уже после написания зачастую лежат неделями в ожидании отправки. Тяжелый физический труд с утра до вечера (а в 1936 году Добролюбову исполнилось 60 лет), оплачивавшийся копейками, тяжелейшие условия жизни, когда не всегда была возможность переночевать под крышей, приводили к тому, что процесс написания письма растягивался, к нему прибавлялись приписки и дополнения.

Кроме того, бывали периоды, когда у Добролюбова попросту не было денег даже на покупку марок (конверты зачастую просто склеивались им из бумаги), в этих случаях письмо отправлялось в категории так называемых «доплатных» — когда оплатить пересылку должен был адресат. Отсутствие самых необходимых вещей (вплоть до бумаги для письма) заставляло Добролюбова часто обращаться к родственникам и Н. Брюсовой с просьбой о присылке то одного, то другого.

Впрочем, как мы знаем из его писем к В. Брюсову, он всегда легко относился к собственности и считал обязанностью человека имущего помогать бедным, ему ничего не стоило, например, обратиться к Брюсову с просьбой выслать книги для его братьев по общине или деньги на покупку семян для казака, семье которого грозил голод.

Умер Александр Добролюбов в г. Уджары (Нагорный Карабах), где он работал в артели печником, приблизительно весной 1945 года.[1]

Источники: 1. Александр Кобринский «Жил на свете рыцарь бедный» (Александр Добролюбов: слово и молчание) 2. Александр Кобринский. Разговор через мертвое пространство (Александр Добролюбов в конце 1930-х — начале 1940-х годов) 3. Библиотека поэзии
Сергей Константинович Маковский. Александр Добролюбов (Глава из книги "Портреты современников") 4. Солнцева Наталья. Николай // Солнцева Н. Китежский павлин: филологическая проза. Документы. Факты. Версии. – М., 1992. – С. 5-78.



  1. Существовало мнение, что о судьбе Добролюбова после революции ничего не известно. Родной брат его, Георгий Михайлович при встречах в Париже, не мог ответить на этот вопрос: «Достоверно только, что в 1918 г. брат Александр проживал в Баку. Что с ним сталось позже, жив ли до сих пор? Не знаю». К. Мочульский (в своей последней статье, напечатанной в кн. 32 «Нового Журнала») замечает: «По слухам, Добролюбов погиб во время гражданской войны 1918 года». Но предоставляемый нами материал опровергает это




comments powered by Disqus