I am (обсуждение | вклад) |
I am (обсуждение | вклад) |
||
Строка 42: | Строка 42: | ||
[http://theosophy.dp.ua/wp-content/uploads/2015/05/%D0%9C%D0%9E%D0%95-%D0%9E%D0%A2%D0%A0%D0%9E%D0%A7%D0%95%D0%A1%D0%A2%D0%92%D0%9E.pdf Источник: Желиховская В. П. Мое Отрочество.5 -ое изд. -СПб.: Издание А. Ф. Девриена,1915г.] | [http://theosophy.dp.ua/wp-content/uploads/2015/05/%D0%9C%D0%9E%D0%95-%D0%9E%D0%A2%D0%A0%D0%9E%D0%A7%D0%95%D0%A1%D0%A2%D0%92%D0%9E.pdf Источник: Желиховская В. П. Мое Отрочество.5 -ое изд. -СПб.: Издание А. Ф. Девриена,1915г.] | ||
+ | |||
+ | ===Вера Петровна Желиховская=== | ||
+ | (17 апреля 1835, Екатеринослав — 5 мая 1896, Санкт-Петербург) — русская писательница, дочь писательницы Елена Андреевна Ган (Фадеевой), сестра известного теософа Е.П.Блаватской, двоюродная сестра С.Ю. Витте. Получила домашнее образование. Детство провела в Одессе. После смерти матери жила с сестрой у бабушки и деда А.М. Фадеева, в Саратове, а затем в Тифлисе.<br>В 1855 вышла замуж за Н. Н. Яхонтова, брата поэта А. Н. Яхонтова. После смерти мужа переехала с детьми в Тифлис, где в это время жили её дед и дядя. В Тифлисе вышла замуж за директора гимназии В.И. Желиховского.<br>С 1870-х печатала свои сочинения. После смерти второго мужа (1880) переехала сначала в Одессу, затем в Санкт-Петербург, где занималась литературной деятельностью. | ||
+ | Умерла в Петербурге, похоронена в Одессе. | ||
+ | |||
+ | ===Выдержки из книги В.П.Желиховской=== | ||
+ | ''дающие представление о ее семье и атмосфере, в которой она росла.'' | ||
+ | |||
+ | Дедушка наш, А. М. Фадеев, прежде, нежели назначили его в Саратов губернатором, жил в Астрахани, где управлял кочующими народами, – калмыками и киргизами. Он был добрый и справедливый человек, а потому все подчиненные всегда сохраняли о нем добрую память и старались ему услужить, чем могли, когда бы ни приходилось с ним повстречаться. | ||
+ | |||
+ | |||
+ | |||
Так описывает свой приезд в Баку по дороге в Тифлис Вера Петровна Желиховская в книге «Мое отрочество» . И продолжает: «Подробное описание Баку и огнепоклонников в моем рассказе „У вечных огней"».[1]
Кто теперь приплывает или приезжает по железной дороге из Тифлиса в Баку, тот не может и понятия иметь о том, каков этот город был сорок, пятьдесят лет тому назад. Теперь это благоустроенный, почти европейский город, с прекрасной набережной, собором и городским садом, а, главное, с замечательно богатыми нефтяными заводами поблизости его, которые совершенно уничтожили прежние достопримечательности этого места.
Я говорю о храмах огнепоклонников, выходцев из Персии и даже Индии, искони славивших своего бога огонь в окрестностях деревушек Сураханы и Балаханы, и вообще возле Баку, этого города вечного пламени. Дело в том, что там огромное богатство подземных резервуаров нефти, а близ Сурахан, через трещины земли непрерывно выделяется газ, который быстро воспламеняется сам и производит вечный пожар в течение нескольких столетий. В местах самых сильных огненных струй огнепоклонники соорудили храм для поклоненья богу огня.
Теперь там построены громадные каменные здания, где выделывают керосин, бензин и другие нефтяные продукты; прежние колодцы, откуда, бывало, нефть била свободными фонтанами, достигавшими до десяти саженей в высоту и разливавшимися целыми реками и озерами, ныне плотно прикрыты железными привинченными крепко клапанами. Крышки же открываются только по мере нужды, когда надо переливать драгоценную жидкость в бочки и чаны для ее очистки и выделки.
К ним подходят рельсовые пути для соединения с ними заводов, порта и станции железной дороги. Тогда об этом никому и не снилось!
Зато капище огнепоклонников, не закрытое, как теперь, кирпичными стенами громадных заводских зданий, а лишь обнесенное белыми, массивными стенами с закругленными зубцами, сияло во всем великолепии своих вечных костров и огней. Так как зубцы эти и углы стен постоянно вымазывались нефтью, то сами они воспламенялись легко от малейшего приближения спички и ярко пламенели, никогда не сгорая. Зрелище было особенно эффектно ночью; словно сказочный дворец саламандр, этот храм светился издалека, среди окружавших его озер и луж янтарной нефти, золотившихся в черных, пропитанных дегтем берегах.
С внутренней стороны вечно сиявшей белоснежной ограды к ней были прилеплены такие же глиняные белые келейки, где жили аскеты-огнепоклонники, а посреди возвышался на столбах высокий павильон, с конусообразной крышей, тоже, как все постройки, из кирпича, густо покрытого белой глиной, с торчавшим над ней железным трезубцем над привешенными внутри колоколами.
Из-под четырех углов этой крыши и в средине храма, из углубления, сделанного в каменном полу, вылетали огненные вихри вечно горевшего газа, питаемые испарениями нескольких нефтяных ям. При входе в двухэтажные ворота (над которыми были "странноприемные комнаты" для приходивших лечиться больных), с обеих сторон их и сверху тоже устроены были трубы, из которых вылетало пламя...
Словом, здесь все горело не сгорая. Многие бедняки издалека приплетались в это языческое капище и жили по неделям, лечась водой минерального колодца, находившегося тут же, рядом с "огненным колодцем". Этот огненный колодец представлял удивительное явление и зрелище. Теперь этот храм в разрушении; но в 50-х годах, когда я его видела, это было настоящее жерло вулкана, только на совершенной плоскости и обнесенное толстой глиняной стенкой. В глубине этого колодца все пылало, переливалось и бурлило, словно раскаленная, кипучая лава на дне кратера, перед извержением...
Но извержение из огненного колодца не бывало. Зато все, что в него попадало, обращалось в пепел мгновенно, и он служил могилой умиравшим в капище огнепоклонникам. Удивительно красивое зрелище представляло это раскаленное жерло, вечно менявшее цвета, вечно извергавшее из разных подземных трещин, глубоко уходивших в разные стороны, клубы искр и разноцветных огней; но долго смотреть на него нельзя было: его горячие испарения дурманили, и нам рассказывали, что были случаи, когда люди туда сваливались, потеряв равновесие. Огнепоклонники были уверены, что их священный колодец имеет притягательную силу для збранных, и что всякий, попадавший в него живым, становился святым, немедленно принятый на лоно их божества.
Но самое замечательное явление в Балаханах того времени было присутствие и богослужение этих самых темнокожих, полуголых огнепоклонников, теперь совсем исчезнувших. Их заменили нынче какие-то бродяги, пьяницы, которых на случай проезда важных или хорошо платящих путешественников сбирают по всем окрестным духанам и сгоняют, чтобы они изображали огнепоклонников и кривлялись, как умеют.
Но полвека тому назад там жили настоящие жрецы бога огня, настояние выходцы с дальнего востока. Между ними бывали подобия индусов-факиров. Они так же, как эти индийские фанатики, доходили до экстаза и стояли до изнеможения сил неподвижно на одной ноге или в другой, тому подобной, невозможной позе, по обетам, исполнением которых они надеялись достигнуть спасения.
Мы присутствовали и при богослужении их, во время которого жрец трубил в какую-то раковину и курил очень пахучей соломой, доставляемой, как он уверял, из Индии.
Со всем этим я познакомилась позже. В первое мое пребывание в Баку мы успели только побывать на высокой башне, о которой ходило предание, что с нее в море бросилась прекрасная царевна, приказавшая и выстроить ее нарочно для этого странного прыжка, да обошли полгорода по крышам, – из квартиры уездного начальника, где дедушка останавливался.
Крыши тогда почти во всех городах Закавказья были плоские, земляные, соединявшиеся между собою террасами на целые кварталы. С высоты их можно было не только в уездных городах, но даже в самой столице Грузии Тифлисе обозревать многие улицы, площади и караван-сараи – восточные гостиные дворы.
На другой день мы уже катили в двух экипажах в Шемаху, охраняемые многочисленным конвоем чапаров, – всадников-татар, – под предводительством их беков (дворян) и разных земских и полицейских властей, которые отсюда провожали и везде встречали дедушку, предупрежденные об этом приказанием высшего начальства. Таким образом, мы могли ехать безопасно по этому пути, очень в то время опасному, не столько по набегам и нападениям горцев-врагов, сколько по грабежам разбойничьего местного населения.
Источник: Желиховская В. П. Мое Отрочество.5 -ое изд. -СПб.: Издание А. Ф. Девриена,1915г.
(17 апреля 1835, Екатеринослав — 5 мая 1896, Санкт-Петербург) — русская писательница, дочь писательницы Елена Андреевна Ган (Фадеевой), сестра известного теософа Е.П.Блаватской, двоюродная сестра С.Ю. Витте. Получила домашнее образование. Детство провела в Одессе. После смерти матери жила с сестрой у бабушки и деда А.М. Фадеева, в Саратове, а затем в Тифлисе.
В 1855 вышла замуж за Н. Н. Яхонтова, брата поэта А. Н. Яхонтова. После смерти мужа переехала с детьми в Тифлис, где в это время жили её дед и дядя. В Тифлисе вышла замуж за директора гимназии В.И. Желиховского.
С 1870-х печатала свои сочинения. После смерти второго мужа (1880) переехала сначала в Одессу, затем в Санкт-Петербург, где занималась литературной деятельностью.
Умерла в Петербурге, похоронена в Одессе.
дающие представление о ее семье и атмосфере, в которой она росла.
Дедушка наш, А. М. Фадеев, прежде, нежели назначили его в Саратов губернатором, жил в Астрахани, где управлял кочующими народами, – калмыками и киргизами. Он был добрый и справедливый человек, а потому все подчиненные всегда сохраняли о нем добрую память и старались ему услужить, чем могли, когда бы ни приходилось с ним повстречаться.
Так описывает свой приезд в Баку по дороге в Тифлис Вера Петровна Желиховская в книге «Мой отрочество» . И продолжает: «Подробное описание Баку и огнепоклонников в моем рассказе „У вечных огней"».[2]