Каменский Василий Васильевич - поэт-футурист - и Баку Версия от 19:20, 16 марта 2010; Jonka (обсуждение | вклад) (Новая страница: «Category:Гости_БакуCategory:Все_бакинцыCategory:Впечатления_посетивших_Баку ==Каменский Васил…»)
Каменский Василий Васильевич - поэт-футурист - и Баку[править]
1884-1961
Родился в 5(17) апреля 1884 г.
В одиннадцать лет Каменский начал писать стихи.
По семейным обстоятельствам Василию пришлось, оставив учебу, устроиться на работу в бухгалтерию Пермской железной дороги.
В 1902 г. Каменский, очарованный театром, решил попробовать себя в качестве актера.
Актерский путь привел Каменского в Николаев, в труппу В. Мейерхольда. Однажды Василий, сочтя, что поэтический монолог в одной из его ролей никуда не годится, написал стихи, которые прочитал на репетиции. После этого Мейерхольд посоветовал ему бросить театр и посвятить себя литературе.
Последовав его совету, Каменский уехал на родину, где в 1904 году начал сотрудничать в газете «Пермский край», публикуя стихи и заметки. В газете он познакомился с местными марксистами, определившими его дальнейшие левые убеждения. Вел агитационную работу в железнодорожных мастерских и руководил стачечным комитетом, за что оказался в тюрьме. Освободившись, отправился в путешествие в Стамбул и Тегеран.
В 1907 сдал экзамен на аттестат зре¬лости в Санкт-Петербурге, изучал агрономию, а с 1908-го года работал заместителем главного редактора в журнале «Весна», где познакомился с видными столичными поэтами и писателями, в том числе и с футуристами (Бурлюком, у которого учился живописи, Хлебниковым и другими).
В 1911 году ездил за границу, в Берлин и Париж, для обучения лётному делу, на обратном пути побывал в Лондоне и Вене, затем недолгое время был авиатором, одним из первых в стране освоил моноплан «Блерио XI». Ввел в обиход новое значение слова „самолёт“.
В 1913 году переехал в Москву, где примкнул к группе «кубофутуристов» и активно участвовал в её деятельности (в частности, в издании сборника стихов «Садок судей»).
В 1914 г. он стал редактором «Первого журнала русских футуристов», который издавал Давид Бурлюк; вместе с Бурлюком и Маяковским активно путешествовал по стране с выступлениями и в дальнейшем часто выступал с чтениями своих футуристических произведений. Один за другим выходят в свет его поэтические сборники.
Октябрьскую революцию Каменский воспринял с восторгом, как и большинство других футуристов.
В 1919 г. он стал работать в Высшей военной инспекции и в качестве культурного работника отправился на Южный фронт. Там он попал в плен к белогвардейцам и до взятия Крыма Красной Армией сидел в ялтинской тюрьме. Затем уехал на Кавказ, в Тифлис, где поступил на работу бухгалтером, но вскоре вернулся обратно в Россию.
Участник группы «ЛЕФ».
В 1920-е написаны: книга "Лето на Каменке", повесть "27 приключений Хорта Джойса" и др. В 1930-е - поэмы "Емельян Пугачев", "Иван Болотников". Мемуарные книги - "Путь энтузиаста", "Жизнь с Маяковским".
В 1934 г. поэт возглавлял Центральный театр воднотранспортников и вынашивал идею создания «плавучего» театра. Тогда же он передал свой хутор Каменка со всем имуществом в собственность колхоза.
В 1944-1945г. г. в тбилисской больнице ему ампутировали ноги. 19 апреля 1948 года поэта сразил инсульт, последние годы жизни он провёл парализованным.
11 ноября 1961 г. Василий Каменский скончался. Урна с его прахом покоится на Новодевичьем кладбище.
Судьба разбросала Каменского и его друзей, тех, кого "спаяла воедино любовь к поэзии великой дружбой" и кто "по-братски шел об руку во имя футуризма". После революции Каменский остался в России, его "братья-друзья" Бурлюк, Евреинов, Григорьев, Судейкин оказались в эмиграции.
На протяжении нескольких лет Каменский не расставался с надеждой еще раз повидаться с друзьями; если не самому вырваться в Америку, то зазвать их назад в Россию. Он не помышлял об эмиграции, ему просто хотелось "посмотреть, в чем там суть".
Он много и часто писал своему другу pежиссеpу, дpаматуpгу и теоpетику театpа Николаю Николаевичу Евреинову (1879-1953), рассказывая о своей жизни в Советской России, о проблемах и успехах.
В 1926 году В.В.Каменский побывал в Баку, об этой поездке и незабываемых для него моментах небывалого литературного успеха в этом городе он написал Н.Н. Евреинову.
В марте 1926 года Каменский пишет Евреинову:
... Здесь, в Пензе, мы прогостим до 20-го марта и выедем в Баку на 10 дней, а оттуда на Каменку, на летние каникулы... Что я делаю? ... Как поэт обязан к июню (для част. изд-ва) сдать книгу стихов-поэм. А пока в качестве лектора читаю лекции. Это и в Баку будет.
Письмо от 6 сентябpя 1926 г.
... В первых числах октября поеду в Пензу на 2 недели. Потом в Баку на 2 недели...
И лишь в конце 1920 года удалось В.В. Каменскому попасть в Баку.
СССР. Азербайджан. Баку.
Улица Саратовца Ефимова, д. 7.
О. П. Шильцовой. Для.
Декабрь 1926 [1]
Родной мой друг Количка,
твое последнее письмо (посланное на Пермь) задержалось там 2 недели, т.к. там не знали точно, где я пребываю. А я вот живу в Баку, и сюда на днях только переслали твое письмо. Однако никакой там визитной карточки (о чем ты писал) не оказалось. Я адресую по конверту. Полагаю дойдет.
Радуюсь успехам твоим художественным и долларным, но не радуюсь твоей общей усталости. Здоровье слишком важная вещь, чтобы его так по-американски тратить. Не зарывайся. Пора тебе, брат, взяться за отдых, а то сгоришь раньше положенного срока. Советую передохнуть, переоправиться, возродиться. Замотался ты, сердечный, задолларился.
К вашей нью-йоркской Ко прибавился Боря Григорьев - один из тех трех моих братьев-друзей (т.е. ты, Григорьев, Бурлюк), кот. я люблю. Больше этих трех у меня нет никого на свете. И все вы трое в Нью-Йорке. Неужели не стыдно вам, что меня нет среди вас. Ведь ясно: я должен быть с вами.
Но вы далекие, но близкие, как-то странно мало проявляете желания, действенного желания найти способ скорей привлечь и меня в Америку. Понимаю, вам не до меня, и я не в обиде. Глупо было бы с моей стороны удариться в обиду. Однако я не унываю и все жду, жду, жду, что вот-вот-вот ты и Додя возьметесь за меня и я, наконец, тронусь.
В сущности дело мое только за деньгами, чтобы выехать, по крайней мере, с 750 дол. Жену я оставлю в Париже, а сам в Нью-Йорк ахну до лета. Так я направлен и настроен. Заработать здесь эти 750 дол. мне сразу невозможно, а заработывая по частям по месяцам, ни черта не скопишь, ибо надо жить, надо кушать, надо вообще. Время же идет.
Додя же ничего не пишет. Впрочем, Боря Григорьев пишет, что он говорил с Додей и мой великий друг-брат уверил,будто кто-то собирается меня в Нью-Йорк выписать. Вот это было бы гениально. Иначе трудно. Мне лишь бы доехать, а там моя голова сделает свое дело: буду стихи и лекции читать, на гармошке играть, фокусы показывать, пьесы ставить, на голове ходить, шпаги глотать. Найду что-нибудь подходящее. С Фордом, например, аэропланы буду заворачивать.
Держу пари, что, несмотря на твое запугивание конкуренцией,не пропаду. Авось. Ибо всю жизнь занимался конкуренцией и не жалуюсь на судьбу. Напротив, очень недурно себя чувствую. И победы свои считаю делом естественным. Как видишь, по-прежнему я неплохого мнения о своих "гениальных возможностях".
В Баку в Драм. Театре пойдет мой "Пушкин", в цирке "Емельян Пугачев", в 2 клубных театрах комедии "Скандальный мертвец" и "Женитьба совработника".
Это все задержит меня тут 1 месяц или полтора.
А в Баку жить, брат, изумительно. Сегодня 4 декабря, а я хожу без пальто. Тепло, моревейно, виноградно, легко и укладисто. Лишь одна у нас всеобщая печаль: денег в стране мало. При своих силах я должен бы заработывать кучу, а этого нет. Только на жизнь и хватает. Живу же, разумеется, не худо.
Баку, Количка, теперь тебе не узнать. Есть трамвай, есть электрич. жел. дорога. Площади превращены в дивные сады. Много грандиозных построек. Населенье удвоилось. Жизнь бьет фонтаном нефти.
Худож. успех у меня тут огромный. Признатьсяя читаю теперь еще лучше. И голос стал еще больше, музыкальнее. Из меня выходит композитор словотворчества-звукотворчества. Чем дальше читаю, тем успех больше растет, а под конец ногами топают, требуя повторения. А я говорю аудитории: но ведь вы же, милые, утомились слушать, ведь я уже час бисирую, черт возьми. А мне кричат: хоть умрем, а еще, еще! Беда с этим успехом: шуму много, денег мало. Несуразица.
В Нью-Йорке, пожалуй, следует, как приеду, поднести меня как мастера чтения. Ну, а за сим целую Аничку, целую каспийски тебя с любовью.
Вася
Р.S. Прилагаемые стихи "Червонная осень" [2] пользуются всюду исключительным успехом. И, конечно, "Жонглер" и сверхуспехом "Пожар Пугачевский" , громадная, аховая, огненная поэма.
Всем этим хвастаюсь для того, чтобы ты принял действительные меры к водворению меня в Нью-Йорк, хотя бы на два месяца. Ужасти как посмотреть хочется и себя показать. Ты пишешь, что хлопочешь по части въезда в Нью-Йорк "нескольких моих друзей". Не забудь и обо мне грешном. Уверяю, что я буду тебе полезен для симпатического пищеварения и освежения духа вообще. Коля, ведь я же талантливый парень и не тяжелый человек. Черта ли тебе еще надо, ядрена мать.
Собутыльник Василий
Видимо, впечатления от горячего приема почитателями его таланта были так глубоки, что Каменский в мае 1927 года, будучи уже в Сухуме, пишет об этом вновь Евреинову:
Сухум
10 мaя 1927
(...)
И я ничуть не жалуюсь, что мне трудно, несносно жить. Напротив: мне, как и многим другим, живется в общем хорошо, интересно, ярко. Пусть меня бойкотируют критики и дальше (мне наплевать на зависть неудачников - это в порядке вещей), а вот всюду успех у меня такой, что лучшего и не желаю.
Пример: Маяковский недавно выступал в Баку 4 раза, а я - 23. В Тифлисе он же 2 раза, а я - 16. Маяковский рекламируется. Обо мне же пишут, скрепя сердце. Я не нравлюсь тем, что держу себя гордо, не подхалимствую, никуда не лезу. Просто живу и работаю в тишине горных лесов Каменки или у моря сухумского. Мир и любовь покоятся в сердце моем. Неизменной глубиной души я обожаю природу, и это одно наполняет меня до краев счастья.
Примечание:
Источник:
Василий Каменский. "Мне пора быть с вами в Нью-Йорке..." Письма к Николаю Евреинову.
