Просмотр кода страницы Сергей Атава (С.Н. Терпигорев) "Дорожные очерки" - "В стране фонтанов и колпаков" ← Сергей Атава (С.Н. Терпигорев) "Дорожные очерки" - "В стране фонтанов и колпаков"

==Сергей Атава (С.Н. Терпигорев) "Дорожные очерки" - "В стране фонтанов и колпаков"==

===Терпигорев Сергей Николаевич, псевдоним Сергей Атава===


[[Файл:Ter.jpg|center]]


'''1841 - 1895''' 

Талантливый беллетрист и фельетонист.<br> 
Родился в дворянской семье, в Усманском уезде, Тамбовской губернии; учился в тамбовской гимназии.<br> 
В 1860 г. поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского университета, но из-за студенческих беспорядков дальше первого курса не пошел. Тогда же начал помещать небольшие очерки и юмористические статейки в "Русском Мире", "Русском Слове", "Гудке", "Санкт-Петербургских Ведомостях".<br> 
Уехав на несколько лет в деревню, Тернигорев стал усердным корреспондентом "Голоса".<br>
<br>
После переезда в Петербург Терпигорев расширил свои связи с прессой.<br> 
В 1869 году он стал сотрудником «Отечественных записок», к этому времени уже перешедших в руки представителей революционной демократии. Здесь он впервые выступил под псевдонимом Сергей Атава.<br> 
Однако следующее десятилетие увело Терпигорева далеко от литературной и газетно-публицистической деятельности. Желая поправить свое материальное положение, он сделался предпринимателем в различных торговых и промышленных сферах. Неудачи в этой деятельности побудили Терпигорева использовать новые впечатления и наблюдения в литературной форме.<br>
<br> 
Шумный успех напечатанных в 1880 году в «Отечественных записках» его очерков и рассказов произвел перелом в жизни Терпигорева и заставил его всецело отдаться деятельности журналиста и писателя.<br> 
По рекомендации М. Е. Салтыкова он становится фельетонистом либеральной газеты «Порядок» (1881).<br> В дальнейшем до самой смерти Терпигорев был постоянным фельетонистом газеты А. С. Суворина «Новое время», опубликовав в ней свыше шестисот статей, очерков, рассказов и заметок.<br> 
В 1887 году писатель начал постоянное сотрудничество в «Историческом вестнике».<br>
Терпигорев скончался 13 июня 1895 года в Петербурге от болезни сердца, не закончив работы над своей последней повестью. 
<br> 
<br> 
Источники:<br>
[http://www.rulex.ru/01190096.htm Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона]<br>
[http://feb-web.ru/feb/irl/il0/i92/i92-2622.htm ФЭБ «Русская литература и фольклор»]<br>
<br>
<br> 
Сразу после посещения Баку летом 1886г. Терпигорев (Атава) публикует в "Новом времени" цикл статей под общим названием «Дорожные  очерки» с воспоминаниями о его путешествии в 1886 г. из Тифлиса в Баку и пребывании в этом городе нефти - «В стране фонтанов и колпаков».

===Сергей Атава. Дорожные очерки - В стране фонтанов и колпаков...===

Сергей Атава (С.Н. Терпигорев).  Дорожные очерки:- В стране фонтанов и колпаков (Записки о пребывании в г. Баку); - С дороги; - По тихому Дону.<br>
Издание Д.А. Наумова, 1897 год. Типография А.Л. Трунова. Твёрдый  переплёт. 328 страниц.

[[Файл:Atava-Oblozka.jpg|300px|center|link=http://ia700305.us.archive.org/22/items/dorozhnyeocherk00terpgoog/dorozhnyeocherk00terpgoog.pdf|alt=С. Атава "Дорожные очерки" - В стране фонтанов и колпаков]] 

<center>'''''Для чтения очерка нажмите на обложку книги.'''''</center>


===Комментарии к очеркам===

*
<blockquote>''На набережной, с которой я сейчас только вернулся, так неудачно попытавшись выкупаться в море, теперь была толпа почти сплошная. Все двигались в одном куда-то направлении. .. Я вмешался в толпу и пошел с ней. Вечер начинался дивный. .. Вдруг перед самым почти губернаторским домом с моря потянул ветерок...Толпа с набережной повернула направо через улицу в жиденький, точно только что насаженный садик. У ворот его стояло с десяток колясок...''</blockquote>


- Губернатором Бакинской губернии в этот период являлся [[Гибш фон Гросталь Огюст (Юстус), барон – бакинский губернатор|Гюбш фон Гросталь]].<br>
- Садик, о котором идет речь, - это Губернаторский сад в 1886 году.


*
<blockquote>
''Взойдя в сад, толпа по асфальтовым дорожкам разбрелась во все стороны. Я пошел дальше, все в гору и на самом конце ее, на верху, увидал ярко освещенный просторный павильон. Оттуда слышалась музыка, гул шагов и говор. Павильон очень миленький, изящной постройки, чистенький. Здесь перед павильоном опять толпа — все проходят куда-то и опять возвращаются.''<br> 
''В самом павильоне довольно пусто. Я прошел с толпой несколько раз взад и вперед и в павильон. У одного из столиков я сел и велел подать себе чаю. Не прошло и десяти минут, как возле меня кругом начал ходить какой-то старик с огромной седой бородой, в очках и с открытой огромной книгой в руках. Ходит и все на меня пучится. Наконец, я не выдержал и спросил.''<br>
— ''Да записаться вам надо, сказал он''.<br>
— ''Куда записаться?''<br>
— ''В книгу. Вы на чье имя?''<br>
— ''Да это что же такое? Клуб разве?''<br>
— ''Клуб, конечно''.<br>
''Дежурный старшина, которому я послал свою визитную карточку, очень милый и любезный человек, записал меня и с этого вечера сделался моим постоянным собеседником и покровителем. Он же познакомил меня в этот вечер, здесь же, в клубе, и со всеми теми, к кому у меня были письма и карточки от моих знакомых в Петербурге. Я, таким образом, сразу сделался в Баку своим человеком.''</blockquote> 

- Клуб - это клуб Бакинского Общественного собрания.<br>
- Речь идет, по всей вероятности, об этом павильоне, в котором летом располагался клуб Общественного собрания.

[[Файл:010-Губ сад-1902.jpg|center|350px]]

*
<blockquote>
''В этом же все садике, где клуб, и ежедневно собирается весь Баку, на третий или на четвертый день, как я приехал, кто-то познакомил меня с одним молодым человеком, сразу показавшимся мне каким-то не похожим на всех остальных. Тихий, задумчивый, изнеженный, вялый. Заговорят о керосине, нефти — он уходит. В карты не играет.''<br>
''— Кто это? спросил я''.<br>
— ''То есть чем он занимается, хотите вы знать?''<br>
— ''Да.''<br>
— ''Тоже заводчик''.<br>
''Странно что-то. Заводчик, а не только не интересуется своим делом, но видимо чувствует к нему какое-то отвращение. В разговоре со мною он несколько раз прямо выразился: ведь у них у всех здесь никаких других интересов нет, кроме вот этих мазутных и керосиновых.''<br>
— ''Да, сказал я, живут все одной жизнью, это именно.''<br>
— ''Задохнуться здесь можно. Кому дела нет ни до этой нефти, ни до этого керосина их — с ума может сойти...''<br>
''И вдруг мне сказали, что он сам заводчик.''<br>
— ''Но позвольте, как же это так? Он вот что мне говорил.''<br>
— ''Да. Совершенно верно: грузин. Ведь все это здесь армяне, персюки, ну, русские, европейцы — немцы, шведы, французы. Грузин ни одного нет.''<br>
— ''Почему?''<br>
— ''Так. Говорят, что они не могут видеть этих мертвых окрестностей. Им горы, речки горные нужны. Без этого они жить не могут.''<br>
— ''Зачем же он тогда занимается этим делом?''<br>
— ''Да ведь этот завод не его. Это отцовский. Ну, отец и заставляет его сидеть тут. И к отцу-то завод попал случайно.''<br>
''Мои друзья практики и дельцы нефтяного и керосинового дела отзывались об нем, как о человеке очень хорошем быть может, добром, но не заслуживающем по их мнению никакого внимания. Керосином и нефтью не интересуется — что ж в нем тогда? Но меня он заинтересовал. Одновременно с ним меня заинтересовал и другой еще — тоже молодой человек и тоже как-то странно высказавшийся о деле, которым все дышат и живут. И тоже и этот меня удивил. Оказалось, что он химик и управляет заводом. Черт знает что такое!''<br>
— ''И этот грузин? спросил я.''<br>
— ''Нет, этот армянин.''<br>
— ''Чьим же он заводом управляет?''<br>
— ''А вот этого, вашего приятеля. Два сапога — пара.''<br>
''Понятно интерес мой еще более возрос от этого. Надо их наблюдать. Исключение какое-то из всех.'' ''Вскоре как-то они оба начали меня звать к себе.''<br>
''Вот вы ездите по заводам, в этот вонючий город, в эти вонючие Балаханы — приезжайте как-нибудь к нам.''<br>
— ''Очень благодарен. Непременно, конечно буду, отвечал я.''<br>
— ''Да нет, вы ночью к нам приезжайте.''<br>
— ''Ночью? удивился я.''<br>
— ''Да. Мы возьмем баркас железный и поедем по морю. Зажжем огни морские. Что это за картина! Ах! какая это очаровательная дивная картина.''<br>
— ''А это не далеко разве от вас — морские огни то где зажигают?''<br>
— ''У нас. Это наши владения и есть.''<br>
''Я посмотрел на них: уж не от огней ли этих они такие?''<br>
— ''Когда тихая погода... луна взойдет над морем... Эта даль бесконечная... Знаете, иной раз, когда скучно бывает, так иногда... Что ж все этот клуб да клуб, сидят в карты играют...''
''А тут сядешь на балкон — я на нижнем, он на верхнем — мы ведь в одном доме с ним живем— начнешь смотреть в эту беспредельную даль, засмотришься, да так и не заметишь, как утро наступит, рассветать начнет.''<br>
— ''На завод-то и не хочется уж идти?''<br>
— ''Бог с ним совсем, с заводом... Вы никогда не видали морских огней?''<br>
— ''Да помилуйте, где же это я мог видеть.''<br>
— ''Да, это действительно только у нас у одних и есть... И знаете, вот смеются, разумеется, им все смешно, но я понимаю огнепоклонников, обожание ими огня... Это какие-то чары и под влиянием их вы так настраиваетесь, вы себе объяснить не можете, растолковывал мне молодой человек.''<br>
— ''В чем же оно выражается? спросил я, чтобы только что-нибудь сказать.''<br>
— ''А вот, например, в это время человек уж ни на что дурное — ни на какую злобу, ненависть, зависть — ни на что это он не способен уж бывает. Чище он делается. Точно...''<br>
''Он запнулся, остановился и не договорил.''<br>
— ''То есть что: точно? спросил я.''<br>
— ''Точно он огнем этим — смешно, конечно, это — точно он очищается им... Не надо понимать это так грубо, как понимают у нас, что огонь очищает. Но он производит впечатление очищающее...''<br>
<br>
''Дня через три после этого разговора, когда тоже не было норда, и погода стояла совершенно тихая, я собрался к ним поехать вечером. Сказал об этом кому-то, тот — другому, третьему и со мной назвалось ехать человек пятнадцать.''<br>
— ''Мы сейчас дадим знать туда, говорили мои приятели: — чтобы они там все приготовили, они так рады будут, когда мы приедем. Ведь они славные ребята, вот только не деловые...''<br>
''Прелесть одинокой моей беседы с этими новыми бакинскими огнепоклонниками для меня пропала таким образом. Выходил обыкновенный пикник с очень, конечно, оригинальной картиной морских огней — горящего моря. Но делать на этот раз было уж нечего. Сейчас послали кого-то доставить железный баркас, на котором можно бы было ездить по пламени, по горящим водам, послали известить других знакомых. И непременно, чтобы с дамами приезжали — с женами, с сестрами: с дамами, знаете, веселее.''<br>
''Как стемнело, и пора было ехать, народу набралось столько, что всем и места не оказалось на баркасе, пришлось многим ехать в экипажах.''<br>
— ''Мы, знаете, что, сказал мне молодой человек, владелец огней: — мы с вами лучше туда не на баркасе поедем, а в коляске.''<br>
— ''А что? спросил я.''<br>
— ''Да так... все покойнее... Море... вдруг оно может сделаться бурным, поднимется ветер. Как-то я не могу привыкнуть к мысли умереть в воде. Бог знает, что там, в ней.''<br>
''Я улыбнулся.''<br>
— ''Нет, серьезно.''<br>
— ''Да ведь вода тоже очищает. Она тоже ведь чистый элемент.''<br>
— ''Да, но все-таки...''<br>
— ''Так, чтобы, например, как бы скорей согласились умереть: от воды или от огня? спросил я.''<br>
— ''Конечно, от огня, горячо сказал он''<br>.
— ''Лучше сгорать, чем утонуть?''<br>
— ''Разумеется...''<br>
''Дорога (я поехал с ним в коляске) идет над самым обрывом к морю. Была уже осень, т. е. было уже совсем темно. Месяц только что выходил из-за моря, красный, раскаленный, слегка задернутый туманом.''<br>
— ''Дорога эта также очень хороша, т. е., она мне нравится, сказал мой спутник.''<br>
— ''Чем же, помилуйте — буераки, камни какие-то. Обрыв этот к морю ни чем не огорожен. Лошади чего-нибудь испугаются еще, и упадем туда с этакой высоты.''<br>
— ''Нет, так, вид на море отсюда очень хорош. Вы посмотрите-ка...''<br>
''Мы были на страшной круче, на скале, над морем, которое было у нас под ногами почти и все это на высоте, по крайней мере, полуверсты.''<br>
— ''Ну, знаете, сказал я, здесь опаснее, чем на баркасе ехать. И все равно ведь в море свалишься.''<br>
— ''А нет, живо отвечал он. Я уж смотрел. Полосочка вон видите какая от обрыва до берега. Ведь это отсюда она кажется такая узенькая, а там, внизу она саженей в десять. Если упасть отсюда — упадешь все-таки на землю, на берег, а не в воду. Да, потом все равно, уж мертвый в воду упадешь,— разобьешься раньше...''<br>
<br>
''Вдруг перед самыми нашими лошадьми кто-то вышел из-за камня и стал у дороги. Лошади немного было рванулись в сторону, к круче. Я приподнялся в коляске, заглядывая вперед.''<br>
— ''Ничего, это таможенный патруль, сказал меланхолически спокойно мой спутник.''<br>
— ''Вправо, по скату гор, расположены, сейчас же, за грудой камней, кладбища, которые я каждый день видел с террасы из садика. Солдат пропустил нас молча и пошел опять сесть за какой-то камень. Но вот кручь кончилась, дорога пошла книзу извилинами по буеракам, ухабам. Впереди, вдали показались огни.''<br>
— ''Это где? спросил я.''<br>
— ''У Тагиева на заводе.''<br>
— ''А ваш скоро?''<br>
— ''Вот сейчас за этим. Ну ведь завод вы не станете, конечно, осматривать — что в нем интересного? Как нефть тартают — тоже нечего смотреть.''<br>
— ''Это уж я все видел.''<br>
<br>
''Мы выехали на какую-то поляну. Впереди дом. Направо постройки, вышки. В темноте все это кажется грандиознее, выше, больше. По поляне ходили какие-то люди. Коляска наша остановилась и мы вышли.''<br>
— ''Ну, вот и они приехали, говорил мой спутник, — мы шли на встречу группе людей. — Ни сколько на баркасе не скорей. Мы сделали несколько шагов навстречу к этим впотьмах черных совершенно фигурам, и я увидел, что мы опять стоим над самой кручью к морю.''<br>
— ''Когда месяц, как следует взойдет, ах, какой отсюда вид! Но вон оттуда, из дома, с верхнего балкона еще лучше, говорил мой приятель.''<br>
''У дома, между тем, перед самым его фасадом, обращенным к морю, накрывали на стол и устанавливали его закусками, бутылками с кахетинским.''<br>
— ''Ну, как же, спрашивал всех хозяин, сперва поужинаем, а потом поедем огни зажигать, или теперь, пока готовят ужин?''<br>
— ''Теперь, сейчас, конечно. Зажжем огни, они и будут все время гореть, отвечали ему.
Баркас набрался битком полный.''<br>
— ''Этого ведь нигде не увидите. Это ведь только здесь, все уверяли меня.''<br>
<br>
''Баркас отошел от берега сажень полтораста и взял несколько вправо.''<br>
— ''Ну, вот сейчас и газы, всматриваясь в воду, говорили опытные, уж бывалые гости. Вот пузыри-то видите — это и есть пары, газы, которые выходят из земли — она ведь вся под водой насыщена нефтью. При ханах здесь ведь только и добывали нефть, да вот в Сураханах еще, где огнепоклонники-то жили. Во это все место были колодцы нефтяные, а теперь их залило море. Тут ведь прежде берег был. Вон видите эти полуразрушенные вышки у берега, эти еще недавно стояли на берегу. Это первые вышки, которые были построены в Баку.''<br>
''На носу баркаса стоял человек с пучком пакли, смоченной керосином, в руках, кто-то зажигал спичку. Вдруг пакля вспыхнула и, когда ее бросили вводу — моментально вокруг баркаса вспыхнуло и море. Это до того поразительно, неожиданно и как-то и удивительно, и странно, что первое время невольно все оглядываешься: — так ли это и всегда бывает, не особенно ли уж, как это теперь случилось?..''<br>
— ''Вы смотрите-ка, смотрите в воду — точно ведь вода горит. Неправда ли, удивительный обман, говорили вокруг меня.''<br>
''Пузыри, такого же цвета, как вода, поднимались — теперь при освещении это отлично было видно — со дна и там где они вырывались на поверхность воды, она точно кипела, таки пузырилась, как в самоваре. Пожирая эти пузыри, огонь носился вокруг нас по морю, налетал на баркас, мы со всех сторон на некоторое время были в огне, потом легкий, едва ощущаемый ветерок отгонял его и он несся дальше, чтобы потом сейчас же опять налететь на нас и охватить нас со всех сторон. Мы стояли на самом удобном месте, как раз в самой середине той местности, где больше всего выходит из-под воды газов.''<br>
— ''Хорошо? подходя ко мне, спросил мой приятель. Лицо восторженное. Глаза горят.''<br>
— ''Очень хорошо, отвечал я.''<br>
— ''Но тут огонь близко... очень резко... Нельзя глядя на него, (на огонь) думать... а если вон оттуда... с берегу... сесть там и смотреть на него, что можно передумать!.. сказал он.''<br>
<br>
''Мы возвратились на берег, съели обильный ужин, запили его кахетинским и кажется уж перед самым рассветом, тронулись в обратный путь.''<br>
— ''А мы с вами поедемте-ка лучше опять в коляске, сказал мой приятель. Я ведь тоже в город — у меня и там квартира.''<br>
— ''А вы? сказал я другому молодому человеку, управляющему заводом.''<br>
— ''Я тут останусь. Сяду вон там, на балкончике, велю туда подать бутылку кахетинского и так и досижу с ней до свету.''<br>
''Начинался ветерок. Огонь на море то задувало, то он опять разгорался с новой силой, и носился из стороны в сторону.''<br>
— ''Вы вот смотрите, когда он набежит на эту светлую полосу от месяца, говорили они оба, — и хозяин, и другой молодой человек, заведующий заводом: — Огонь на серебре!.. Удивительно это хорошо?''<br>
— ''Да, хорошо, соглашался с ними и я.''<br>
— ''Нет, вам не нравится, кажется. Вы как-то равнодушно относитесь к огню. На вас он не производит того... впечатления... Или это первый раз — оттого, говорил мне дорогой мой приятель.''<br>
''Я посмотрел на него сбоку: что ж это, тоже что ль огнепоклонник?..''</blockquote> 

- В декабре 1872 года были проведены торги казенных нефтяных участков, для передачи их в частные руки. Все участки были разделены на группы (площадью по 10 десятин) и пронумерованы. На Биби-Эйбате было всего 2 группы, XIX и XX, на которых было 25 нефтяных колодцев. XIX группу приобрели совместно [[Тагиев Гаджи Зейналабдин - миллионер и меценат|Тагиев]] и Саркисов, ХХ группу - Джакели и [[Зубаловы, семья - нефтепромышленники, меценаты, коллекционеры|Зубалов (Зубалашвили)]].<br> 
Будучи родственниками (двоюродная сестра Константина Яковлевича Зубалова, Елена Георгиевна Зубалова была мамой Степана и Иосифа Джакели. К тому же Степан Джакели и Константин Зубалов были еще и в свойстве, т. е. женаты на сестрах Тумановых, Эмеренции и Елизавете), они учредили товарищество "К. Зубалов и С. Джакели", построили керосиновый завод.<br>  
В 1880 году товарищество было преобразовано в нефтепромышленное и торговое товарищество "С. и И. Джакели и Ко" с основным капиталом 500 тыс. руб. Управлял товариществом, видимо, Степан Джакели.<br> 
Где то к 1885-86 гг. долги товарищества по векселям достигли 100 тысяч рублей. Чтобы избежать банкротства, векселя и имущество товарищества были заложены в банк - "Общество взаимного кредита" в Тифлисе. Членом совета этого общества до 1877 года был Степан Иванович Джакели.<br> 
От лица и по решению пайщиков, с принятием на себя долгов и обязательств по выплате дивидендов пайщикам, в аренду у "Общества взаимного кредита" ХХ группу взял Константин Яковлевич Зубалов. А управлять всем делом в Баку он поставил своего сына Степана. Все это - где то 1885-86 гг.<br> 
Так что заводчик в очерке, очень возможно, это Степан Зубалов.<br>  
<br> 
- Дом, на балконе которого так любили сидеть молодые нефтепромышленники, глядя на море - это контора на промысле Зубалова, бывшая ХХ группа. А в советское время - 6-й промысел.


[[Файл:Биби Эйбат 1900.jpg|350px|center]]












[[Category:Книги]][[Category:Впечатления_посетивших_Баку]]