Пока я вязал малышне хлипкие ручонки, Вовка подозрительно спокойным был. Ничего, подумал я, воришки, я так вас свяжу, что шевельнуться сможет только грязь под ногтями. Петюня, тот хоть пытался отвратить возмездие, вырывался, скрёбся ногами по полу, цеплялся в прихожей за что попало, опрокинул швабру и шкафчик с обувью, пока я его тащил к двери. Даже мычал чего-то там – с кляпом во рту особо то не поговоришь.
А Вован вроде как смирился, на удивленье вяло сопротивлялся. Уж не задумал ли что – вон, нахохлился, как воробей на морозе. Несмотря на всю свою шкодливость, мой троюродный брат был хоть и любознательный, но до чертиков осмотрительный, и во всех своих затеях старался соблюдать меры предосторожности, даже перед тем, как суп есть, палец в него опускал, чтобы губы не обжечь.
Когда Вовке было четыре года, я помню, однажды на даче тётя Валя стала осматривать фурункул на моём лбу, и сказала, что этот прыщ так набух, что сильно бросается в глаза. Так Вовка меня три дня сторонился и лицо отворачивал, боялся, тупондя, как бы мой прыщ не метнулся ему в глаза. А тут его, можно сказать, на казнь вести собираются, а он - тютя-матютя.
Мысль потащить Вовку с Петюней к ларьку, месту их преступления, возникла естественно - мне не было и двенадцати, и принимаемые мною решения были тогда прямолинейны, как железнодорожный рельс. Я даже не задумался, Вовка же сейчас на нашем попечении был. Чего греха таить, мама частенько ругала меня за скоропалительность - иногда не зазорно и семь раз подумать. Это правда, зашла как-то год назад к нам соседка, тётя Роза, в долг занимать. Мама сказала ей, мол рады бы, но у нас сейчас лишних денег нет. Тетя Роза уж уходить собралась, но тут я, думбо пионерское, вышел из соседней комнаты, сияя как медный таз, и удружил маме – напомнил по-простому, не забыла ли она, что у нас в шкафу кое-какие деньги лежат в конверте, на полке. Простота, она хуже воровства, как говаривала моя бабуля. Тогда мама меня не стукнула, а только ласково дурачком обозвала - она эти деньги мне на куртку откладывала, а эта тётя Роза просит на месяц, а возвращает через три.
- Ну что, ворюги, двигайте на опознание!- грозно рявкнул я на первоклашек, и погнал их к двери. Гляжу, уныло бредут за порог на лестницу, как пленные немцы. А чего хотите, нечего было кукурузу со стиральным порошком тырить. Спустились мы уже на первый этаж, как вдруг Вовка сплюнул кляп и заорал как оглашенный на весь подъезд:
- Караул! Тревога! Спасите люди добрые от учительских сынков, что маленьких детей «мучиют»! Помогите!
Надо сказать, точно место выбрал, подлюга – подоспело им спасение. На первом этаже в нашем подъезде жил первостатейный хулиган, Костя Шапкин, по прозвищу Костыль. Курил как паровоз. Второй год ходил в десятый класс, как он сам говорил, на сеанс повторного фильма. Летом этот самый Шапкин выбил по стеклу в учительских окнах, кто ему двойки поставил, даже директор школы приходил, разбирался. И к нам в окно кусок кирпича влетел со звоном разбитого стекла, этот шапкинский метеорит еще и тюлевую занавеску испортил.
Стал искать я упавший кляп на лестнице, поднимаю голову, а надо мной Костыль возвышается...
Шапкин был бедой для мальчишек всей округи. Много раз я видел, как Костыль втихаря бегал со школы за три квартала в пивную, залить в себя кружечку между уроками. Конечно, после этого он запросто выигрывал на спор все ручейки в «Амазонку». Наш школьный туалет был во дворе – стоял на взгорке. Старшеклассники часто устраивали соревнования – ставили на кон по двадцать копеек, заходили в соседние кабинки туалета, закрывались от постороннего взгляда, и начинали прыскать в нижнюю щель под дверь. При небольшом старании на асфальте появлялось несколько ручейков, весело бегущих со взгорка вниз, под откос. У кого «Амазонка» длиннее получалась, того и кон.
Костылю не было равных в этих спорах - сколько он двугривенных выиграл, и не сосчитать. Причем уклониться от спора и спасти деньги, полученные дома на школьный завтрак, было невозможно, если попадал Шапкину в руки. Он просто хватал за шиворот, как он называл, любого «проходимца» – кто на беду мимо проходил, впихивал в туалет и закрывал за ним дверь кабинки. У некоторых пацанов от страха «Амазонка» со штанов приключалась. Это получалось как круговорот в природе – Костыль выигрывал двугривенный в «Амазонку», шел пить пиво, что позволяло ему через урок опять выиграть двугривенный, пока такая карусель ему не надоедала.
Моя мама мне рассказывала, как учитель математики Калистрат Калистратович однажды не стерпел, забыл всю свою педагогику, нарисовал мелом хулигану двойку на лбу и выкинул Костыля через окно первого этажа во двор, так Шапкин его достал во время урока. И на педсовете все учителя только благодарили Калистрата, а старенькая, многострадальная Пелагея Илинична, что вела последний год перед пенсией русский язык и литературу, даже обещала связать Калистрату теплые носки к зиме.
Услыхав отчаянные вопли Вована, Костыль вышел на лестницу, узнать в чем дело. Узрев и оценив сложившуюся трагикомедию, включая сынка «горячо любимой» учительницы, гроза школы расплылся в улыбке, схватил меня за шиворот, как кутёнка, я даже пикнуть не успел.
– Пацаны, это же просто праздник какой-то!
Спасенные подельники радостно захихикали и принялись ябедничать в два горла. Костыль дал болезненный шалабан сначала мне по уху, а затем по моей голове и прислушался.
- Жужжит! Ишь, сколько набил в свою тыкву всяких там зоологий и геометрий.
- Мы ещё это не проходим!
- Заткнись, проходчик! Умный стал, издеваться над другими начинает, мамочкин сыночек!- Костылю не нужен был повод, я мог сказать что угодно, и о чем угодно – все равно был обречен на мучения.- Видишь, Витамин, до чего учеба доводит! Чем больше учишься в школе, тем мозги больше завиваются в извилины, чтобы вместить всю эту лабуду. Ничего, Витаминчик, не горюй, сейчас я этой бледной поганке устрою «ку-клукс-клан».
Освободив малышню от пут, Костыль взял меня под руку, вывел из подъезда на улицу, исподтишка похлестывая меня злополучной теперь уже веревкой. Как назло, взрослых на улице в этот час не было. Шапкин завёл меня между двумя гаражами в тупичок, толкнул к дальней стене. Отрезая путь к спасению, подкатил пустую бочку к проходу и уселся на неё. Вован с Петюней встали на стрёме.
[продолжение следует...]
