Георгий Коновалов "Память (памяти поэта Рауфа Сафарова)" Версия от 00:50, 3 июня 2012; I am (обсуждение | вклад)(разн.) ← Предыдущая | Текущая версия (разн.) | Следующая → (разн.)

Георгий Коновалов "Память (памяти поэта Рауфа Сафарова)"

Мы встретились с ним около магазина подписных изданий. Это было.… Это было, наверное, в восьмидесятом.

Я как-то не ожидал увидеть его таким. Он был героем-любовником на сцене. И поэтому увидеть его погружённым в свои мысли и каким-то потерянным мне было впервой.

Говорили – так ни о чём. Обычно так разговаривают люди, давно не видавшие друг друга и не знающие, о чём можно говорить с почти (уже) незнакомым человеком.

Впервые мы с ним встретились в молодёжном театре, который существовал под «крышей» ЦК ЛКСМ.

«Крыша» то была, а вот площадки не было. Репетировали всюду, где в настоящий вечер была свободная сцена. В один день репетировали даже на бульваре, на сцене детского театра. Холодно было – ужас. Да и зрители, непрошенные, досаждали.

В основном наши репетиции проходили в ДК строителей. Маленькая, но неплохая сцена.

Рауф играл советского разведчика, работающего в какой-то фашисткой газете. Хорош он был в немецком мундире. А я играл советского полковника-контрразведчика. Пожалуй, из всего запомнил только фамилию моего героя – Старостин. Полковник Старостин.

А название пьесы вылетело из головы напрочь.

По ходу пьесы я допрашивал немецкого корреспондента. Ему роль давалась легко. Он был очень колоритен, а мне – ох как тяжко. Ну, не «полкан» я. Не по физическим данным, ни по внутреннему своему состоянию.

Я даже «свою» биографию написал, подгоняя её под своё состояние. Неплохо написал. Но автор (он иногда бывал на наших репетициях), категорически отвёрг её. Посчитал, что я вторгаюсь в его епархию.

Отыграли мы тогда только «генералку» и один, какой-то шефский спектакль ( по-моему в военной части).

На следующую пьесу Рауф не согласился. А была «лакомая» пьеса – «Без вины виноватые».

И роль у него должна была быть – Незнамов, а я был в этом спектакле его друг – Шмага. Но не захотел Рауф.

И больше мы с ним не виделись.

Обложка книги Рауфа Сафарова

И вот эта неожиданная встреча. Радостная и грустная. Рауф похвастал, что вышла из печати его книжка. Я, конечно, на правах старого знакомого попросил экземпляр с автографом.

Рауф только руками развёл, но сказал где можно приобрести его книжку – в магазине «Дружба народов». Еле нашёл её там – его тонюсенькую книжицу. Прочел с удовольствием, но больше не возвращался.

Поэтому, когда на сайте была тема «Русскоязычные поэты» - я нашёл её на своих полках и перечёл. Такими мягкими и светлыми показались мне его стихи, что с удовольствием написал о своём знакомстве с Рауфом Сафаровым.

И, самым большим потрясением, для меня, было сообщение (в постах) о том, что Рауф Сафаров умер.

Вот и осталось от человека по имени Рауф Сафаров книжица с его стихами и несколько любительских фотографий, мною сделанных, и ПАМЯТЬ.

• 
• 

И мне просто хочется показать два его, маленьких стихотворения – очень лиричных и мягких.

Рождение

Во мне живёт предчувствие стихов,
Как в парусе – предчувствие пассата,
Как в праведном – предчувствие грехов,
Как в грешнике – предчувствие расплаты.

Как чувствуют порою игроки,
Что карта близко, в следующем круге, -
Я чувствую рождение строки
В раскатах грома и в сердечном стуке.

Так чувствуют рябины скорый снег,
Так половодье чувствуют пороги,
И так, переминаясь на пороге,
Обратный путь уже почуют ноги,

Пока поймёшь, тебя не ждут здесь, нет.
Как зов пространства, безотчётный зов,
Во мне живёт предчувствие стихов.

Облака на полях

Оглянись
и на миг

о заботах забудь –
Облака на поля
прилегли отдохнуть.
Тихо-тихо пройди,
укорачивай шаг –
Задремали они
утомлённо дыша.
Словно дети лежат,
раскидавшись во сне…
Облака на полях –
это к солнцу, к весне.

По поводу второго стихотворения. У меня была фотография этих самых облаков на полях. Хорошо Рауф передал их настроение.

Пальма

В ту ночь,
Когда крепко спали мы,
не слыша, как плачут рамы,
на окне
умирала пальма, умирала бесшумно
и прямо.
Отпевал её дождь без устали
и у стоков
прибоем пенился,
и ветер играл
что-то грустное,
похоронное,
шопеновское…
невесомые капли
расставили
на стёклах
прозрачные родинки.
Умирающей пальме
представилась
неувиденная
родина.
Пригрезилось ей
не мглистое,
а что-то огромное,
светлое, -
и скользнули
как слёзы,
листья,
последние листья
с веток…
В ту ночь
очень крепко спали мы
и видели сны пустые,
а на окне
умирала пальма,
оторванная
от пустыни.

Моей дочери

Говорят мне, что люди становятся мельче, -
Но коль думают так, - сами этим грешат.
Пусть не каждый мой шаг летописцем отмечен –
Шире шаг.
Далеко мы ушли по дороге столетья,
А по сути, давно ль научились идти
Без боязни упасть, не за ручку, как дети…
Мы - в пути.
Разве время мельчать? Разве бури и беды
Позади, словно эта бессонная ночь?...
Кто-то тихо подходит . как наша победа,
Это – дочь.
Но коль думают так, - сами этим грешат.
Пусть не каждый мой шаг летописцем отмечен –
Шире шаг.
Шире шаг.
Пусть не каждый мой шаг летописцем отмечен –
Шире шаг.
Шире шаг
Далеко мы ушли по дороге столетья,
А по сути, давно ль научились идти
Без боязни упасть, не за ручку, как дети…
Мы - в пути.
Разве время мельчать? Разве бури и беды
Позади, словно эта бессонная ночь?...
Кто-то тихо подходит . как наша победа,
Это – дочь.