Ремесленники и торговцы на улицах Баку
Версия от 03:31, 2 мая 2016; I am (обсуждение | вклад) (→‎Фотоальбом)
(разн.) ← Предыдущая | Текущая версия (разн.) | Следующая → (разн.)

Ремесленники и торговцы на улицах Баку[править]

Hеумолимое время кое-где еще пощадило дома, расположенные за главным бакинским pынком - Тезе базаром. Одноэтажные, редко двухэтажные стpоения с маленькими двоpиками практически не претерпели изменений. Здесь сохpанились тот же устоявшийся быт и традиции людей, привыкших решать свои дела неторопливо, как и много лет назад.

Двигаясь по направлению к Городской телефонной станции, мы попадаем на старую улицу ремесленников, издавна занимающихся медным и лудильным делом. Вместо броской рекламы мастера выставили медные тазы, никелевые обмедненные самовары, уголь для шашлыка, негашеную известь.

Кажется, что эти мастерские не изменились за последние 80 лет: здесь все так же сумрачно от копоти на стенах и потолке, которая собирается от разгоревшегося тигля, на котором уже лежит готовый к действию лудильный паяльник.

Мастер Васиф сидит на небольшой скамейке в залоснившейся куртке и рассматривает казан, который я принес залудить.

- Работа большая, - неторопливо и еле слышно говоpит мастер. - Уйдет много припоя, так что придется раскошелиться.

И называет цену - 5 манатов. Я спорю, и мы ударяем по рукам, скинув еще один манат. Сажусь на предложенную скамью, и пока мастер подбрасывает древесные угли в лудильный тигель, слушаю историю Васифа.

Отец его родом из Лагича - обители народных умельцев, медных дел мастеров. Здесь, в мастерских медников, еще их деды ковали изящные кувшины для воды, казаны для плова, подносы, тарелки, самовары, котлы, словом, утварь, которую можно увидеть в музее, а не в домашнем обиходе.

Но и сегодня почти в каждом доме многих поселков эта медная утварь еще в ходу. Правда, сегодня в Лагиче наберется не больше десятка медников. Старые мастера уходят из жизни, унося с собой секреты выделки медной посуды, а молодежь подалась на заработки.

В советское время многие медники переехали в Баку, создали свой клан медников и лудильщиков, ходили в поисках pаботы по дворам, зарабатывали копейки, выполняя план Комбината бытового обслуживания населения на дому.

Теперь не ходят, невыгодно, не осталось у горожан старой медной утвари, распродали, чтобы прокормить семью, или выбросили за ненадобностью...

В мастерскую приходят только те, кто живет по соседству. Хорошо, что в свое время сумел покойный отец Васифа - Али - приватизировать мастерскую, купить лицензию. Сегодня сын работает на себя.

Когда нет клиентов, продает древесный уголь для мангалов, керосин, кислоту, а в особо тяжелые месяцы - то медный ковшик, то дуршлак, то черпачок, некогда привезенные из района его отцом.

Будто знал о предстоящих трудных днях сына старый лудильщик. Так и живут Васиф и его коллеги по ремеслу в соседних мастерских. "Еще немного, и придется закрываться, - считает Васиф,- ремесло уже не кормит."

Собирается мастер уезжать в Россию, бpат его уже туда перебрался - кует там медные тазы под варенье и успешно продает на рынке. Деньги платят хорошие, домой уже прислал несколько сот долларов.

Работа закончена, я плачу деньги, беру остуженный и блестящий после работы казан и неторопливо ухожу, оставляя Васифа наедине с воспоминаниями.

А ведь было время, когда здесь, в этом старом квартале Баку, было до двух-трех десятков мастерских медников, в которых ковали изделия 120 наименований. Сегодня это мастерство умирает на глазах, а у государства нет возможности для продления этой жизни еще на сто-двести лет, так что в скором времени потомки будут читать о мастерстве медников только в книжках.

Но вымирает не только ремесло медников. В городе сведены на нет услуги мастеров по заточке ножей, ножниц, кусачек.

Когда-то ходили по дворам мастера и, неся точильный станок на плече, выкрикивали:"Ножи, ножницы точить!" В Баку таких мастеров было несколько сотен.

Сегодня на эту профессию претендуют многие продавцы, установив рядом с ларьком электроточило. За небольшую цену - от 20 гяпик и выше - поточат нож и ножницы.

Но все это - видимость, настоящего эффекта от работы, как и настоящего мастера, сегодня редко где увидишь, потому так быстро затупляются ножи. Ведь и здесь надо приложить искусство и талант мастера.

Один из таких старых мастеров - Манаф Агаев из Ичеpи шехеp, уже более 30 лет обслуживает все мужские парикмахерские города, 20 лет затачивал по заказу медиков хирургические скальпели и ланцеты. Он и сегодня нарасхват у тех, кто доверяет его таланту.

В мастерской, которую он сам создал на месте мусорной кучи, есть все: и специальные шлифовальные порошки, и пасты, и точильные ремни, и электроприборы разного назначения.

Он как-то показал мне фокус: одним ударом военного тесака перерубил громадный толстый стальной гвоздь. И тоже говорил о жизни, что уже на излете, об учениках, которых не удержишь в мастерской, которую не дают приватизировать.

Сколько таких Васифов и Манафов осталось в городе, который захлестнула волна заокеанской цивилизации? Давно люди не едят из медных тарелок, а на смену кухонному инвентарю пришли одноразовые пластмассовые ножи и ножницы, пластиковые тарелки и стаканы.

Ученые-этнографы справедливо считают, что без поддержки государства или отдельных меценатов вновь не возродится много старинных ремесел: кузнечное, кожевенное, медное.

Даже ювелирное дело потеряло свою былую красоту и изящество. Вместо изысканного колье в ходу сегодня только тяжелые золотые цепи "сюнбюль", пpостые по работе кольца, брошки и серьги.

Как будто не было мастеров в старом Баку, о которых с восхищением отзывался известный немецкий путешественник Адам Олеарий. Этими промыслами, как и творениями древних зодчих и строителей, веками славилась наша стpана.

Сегодня все это осталось в качестве экспонатов разве что в Музее истории Азербайджана или в Музее искусств, куда давно забыли дорогу горожане, вечно занятые поисками средств...

Фуад Исламов

Из воспоминаний Игоря Абросимова[править]

ЗДЕСЬ

Библиотека находилась на Балаханской улице, шумной торговой улице, мало изменившейся с дореволюционных времен. Правда тротуары и мостовую заасфальтировали и по всей улице проложили трамвайные пути. Одно- и двухэтажные дома на Балаханской были заняты, в основном, мелкими лавками и кустарными мастерскими.

Я подолгу стоял и смотрел, как сноровисто работают пожилые мастера в чемоданных мастерских. Чемоданы изготавливались из тонкой фанеры. Запирались они висячим замочком на петлях.

Было любопытно наблюдать за отделкой готовых чемоданов. Вначале их покрывали желтой краской, а когда краска высыхала, то снаружи еще и красной. По свежей красной краске мастер лихо проводил в разных направлениях специальным гребешком, оставляя на крышке, днище и боковинах замысловато расположенные волнистые желтые полосы. Тут же чемоданы и продавались. Такие деревянные красно-желтые чемоданы самых разных размеров и с самыми разными причудливыми узорами долго еще были популярны в сельских районах республики.

На Балаханской улице также можно было увидеть прохожих с кустарными деревянными чемоданами. В конце Балаханской находился вокзал «электрички» - Сабунчинский вокзал, чуть дальше - бакинский железнодорожный вокзал. На этой же улице, между домами, на огороженной площади, располагался в те времена самый большой городской базар. Позднее площадь застроили многоэтажным корпусом проектного института «Бакпроект». Поэтому в любое время на Балаханской можно было встретить людей, приехавших в город из села. И у многих из них в руках были деревянные расписные чемоданы.

На Балаханской находились также мастерские жестянщиков, где на продажу и на заказ изготавливали ведра, баки, противни, водосточные желоба и трубы. Работали также слесари и лудильщики, которые ремонтировали примусы, керосинки, старые замки и старую металлическую посуду. Ведь уже много лет все вынуждено пользовались тем, что осталось с довоенных времен. Поэтому прохудившуюся кастрюлю, к примеру, или чайник не выбрасывали, а относили в мастерскую запаять. Если кастрюля или чайник были совсем уж дырявыми и запаять их было просто невозможно, мастер ставил новое жестяное днище целиком.

До войны в Баку, как и везде на Кавказе, в большом почете была медная посуда. В каждом доме имелись массивные медные казаны, кастрюли, кувшины, кружки. В первые же военные годы начался сбор цветных металлов. Для нужд обороны нужно было сдать многие тонны меди, и посуда пошла в ход. Помню, как во дворе нашего дома увесистой кувалдой приводил дворник Федор в негодность казаны, тазы и самовары, чтобы никто не польстился на добротные и красивые вещи, и они на самом деле были бы использованы для изготовления патронных и снарядных гильз.

Сохранившуюся медную посуду все очень ценили, но ее лужение нужно было обновлять, так как глубокие царапины на внутренней поверхности делали казан опасным для использования из-за возможности пищевого отравления. Так что лудильщикам с Балаханской работы всегда хватало.

Во всю трудились также в сапожных, шляпных и пошивочных мастерских. Кстати, мужские фуражки местное население всегда предпочитало заказывать в мастерской, а не покупать готовыми в магазине.

В послевоенные годы в моде у простого народа были так называемые фуражки–«восьмиклинки» с козырьком-лопатой и пуговкой посредине. Позднее кавказцы облачились в фуражки–«аэродромы», поражавшие поначалу жителей центральных районов России своими несуразными размерами.

Даже военные, проходившие службу в Баку, особенно офицеры Каспийской флотилии, носили форменные фуражки, сшитые на заказ. Фуражка, которую можно было получить в Военторге, не отличалась тем шиком, какой придавал своему изделию бакинский мастер.

Вот почему на Балаханской мне было всегда очень интересно постоять и понаблюдать за работой умелых мастеров. И поэтому походы в библиотеку довольно часто сильно затягивались, а мама начинала волноваться, куда я это так надолго подевался...